«Вернись к Кэтрин, — пели голоса любви. — Вернись к своей единственной».
Но Джеймс понимал, что ему нечего предложить Кэт. Больше пустоты, меньше жизни, бывшей в нем в то утро, когда он попрощался с Кэтрин. Может быть, Джеймс и найдет немного мира на этом острове — мира, который успокоит его истерзанную душу.
А что, если голоса не утихнут? Что, если романтический островной рай просто заставит нежные воспоминания любви звучать громче и увереннее? Джеймс не мог ответить на эти вопросы. Но он знал (и жизнерадостный хор нежных голосов знал), где сейчас Кэтрин. На прошлой неделе она была в Париже, на следующей неделе выступит перед принцессой Уэльской, а сейчас Кэт в Вене…
Ален Кастиль обладал замечательным зрением, и из королевской ложи знаменитого венского театра ему прекрасно была видна сцена. И все же, усилием воли подавив дрожь в руках, принц острова Радуги жестом потребовал бинокль, лежавший на коленях у Натали.
Натали всегда брала с собой театральный бинокль. Как бы в шутку, но осторожно и очень внимательно она разглядывала на дамах драгоценности от других мастеров и отпускала нелестные замечания, к великому неудовольствию и раздражению своего сводного брата.
Натали не разделяла пристрастия Алена к музыке, но всегда с большим наслаждением сопровождала его в частых поездках на концерты по всей Европе. Она передала бинокль и с удивлением и любопытством увидела, что брат сосредоточил все свое внимание на красивой пианистке, покорившей публику удивительно прочувствованным исполнением шопеновского вальса.
Натали заметила, как странная тень омрачила красивое смуглое лицо Алена. Она подумала о том, что его аристократический профиль очень похож на мраморное лицо древнегреческой статуи — величественного полководца, готовящегося послать своих воинов в бой, из которого они, возможно, никогда уже не вернутся, и убежденного в своем решении, ибо нет доли более достойной, чем пасть, защищая Отечество.
«Невероятно! — решительно протестовал разум Алена. — Этого просто не может быть!»
Но это было. Почти то же лицо, только обрамленное не золотистыми, а черными шелковистыми локонами, — лицо, неизгладимо запечатлевшееся в его памяти более двадцати лет назад. Ален поразительно живо помнил тот день, когда он подслушал, как Изабелла обвинила Жан-Люка в убийстве своей жены и матери собственного сына, Алена. Мощные руки Жан-Люка непременно сломали бы стройную шею Изабеллы, если бы мальчик убежал (а ему ужасно хотелось убежать — далеко и навсегда!), но он не мог позволить умереть этой красивой женщине так, как, очевидно, умерла от рук Жан-Люка и мать Алена. С невинным выражением лица мальчик прервал эту сцену, притворившись, что только-только вошел и ничего не слышал, хотя его маленькое сердечко, казалось, замерло от глубокого отвращения и ненависти к Жан-Люку.
После того как прекрасная Изабелла покинула Иль, Жан-Люк рассказал Алену историю о потерянной принцессе. В тот день, а затем и еще очень много последующих дней Ален вынужден был стоять перед портретом Изабеллы и выслушивать рассказ полубезумного отца, одержимого Изабеллой и ее потерянной, но все же очень опасной дочерью. Каждый раз Жан-Люк рассказывал всю историю сначала — как языческий ритуал, в котором Изабелла выступала одновременно в роли богини и колдуньи.
— Она заслуживает смерти, — шептал Жан-Люк голосом, дрожащим от наслаждения, переходящего в печаль — как у любовника, не имеющего возможности разделить свою страсть. — Но пока потерянная принцесса не найдена, мать должна жить. Она приведет нас к своей дочери, после чего обе они умрут.
Стоя перед портретом Изабеллы, Жан-Люк всякий раз требовал твердых обещаний от мальчика, который однажды станет принцем Иля.
— Ты должен сделать это своей миссией, Ален: найти принцессу и убедиться, что она уничтожена. Иль принадлежит только тебе, мой сын, и твоей младшей сестре. Натали никогда не должна узнать о существующей угрозе. Ты обязан защищать Иль и защищать Натали. Это твой долг. Поклянись мне, что ты его выполнишь.
Ален обещал, понимая при этом, что единственной клятвой, которую он действительно сдержит, это обет защищать свою сводную сестру. И шесть следующих лет мальчик мучился возможными последствиями своего обмана: несомненно, явная ложь бесноватому отцу приведет Алена прямехонько в ад, где ему и придется провести вечность в компании с человеком, которого он так ненавидит.
Когда Алену исполнилось шестнадцать лет, душа его избавилась наконец от мучений, потому что в шестнадцать лет Ален сделал неожиданное открытие, что Жан-Люк… не его отец.
Это случилось во время рождественских каникул, которые Ален проводил дома, приехав из специальной школы в Швейцарии, где учился вместе с отпрысками других королевских семей. Заданием на каникулы было изучение своей королевской родословной, согласно которой Ален должен был сопоставить цвет глаз и волос, физические данные и, если возможно, группу крови.
Данные о группе крови матери где-то хранились, поскольку она была матерью будущего монарха, но Ален не осмелился просить разрешения у Жан-Люка на их поиски. Однако юноша узнал группу крови самого Жан-Люка. Только месяц назад
Жан-Люк был ранен одним из своих бесчисленных врагов (теперь уже покойным) и ему потребовалось переливание крови. Группа крови у Жан-Люка оказалась «О». Ален же знал по школе, где у него (в силу редкой группы) дважды брали анализ крови, что его группа — «АВ».
Значит, отцом Алена был не Жан-Люк.
Юноша вернулся в Швейцарию с фальсифицированной родословной, в которой обозначил для Жан-Люка группу крови «А», а для матери — «В».
Десять лет спустя врагам Жан-Люка все же удалось отправить его на тот свет, и Ален, вернувшись на остров в качестве принца, отыскал медицинскую карту своей матери, из которой стало ясно, что по крайней мере отчасти составленная им родословная была правдивой: Женевьева Кастиль имела группу крови «В». Ален распечатал второй комплект медицинских карт, страстно надеясь найти подтверждение тому, что он был не принцем-самозванцем, а сыном Александра и старшим братом пропавшей принцессы, то есть самым законным наследником Иля. С какой радостью — в этом случае — принц стал бы разыскивать свою потерянную младшую сестренку! Но у Александра, болевшего лейкемией и потому очень часто сдававшего анализы для переливания крови, группа крови была «О» — как и у Жан-Люка.