— Да, конечно. Вы не поможете мне?
— Разумеется, с удовольствием. Так мило, когда молодая девушка любит цветы… Это ей идет.
— Это ее стиль, правда?
— А, Макс проболтался. Не очень-то благородно с его стороны, — сказал он.
С чего это он взял?.. Видно, она обидела его. Сделала ему больно.
— Мы, психологи… Вообще говоря, сожаление и сострадание хоть и свойственны женщинам, но это чувства устаревшие, и от них нужно избавляться.
Она не находит этого. Наоборот. Людей, которые не знают сострадания, она считает отвратительными. Отвратительными…
Любимая, нежная, подумал он и сказал:
— Вы настоящая женщина, фрейлейн Аннелиза Шустов. Все слабое достойно гибели. — И, бережно сняв с травинки божью коровку, на которую чуть не наступил, он посадил ее на столбик ограды.
Они вместе следили, как маленький жучок с трудом вскарабкался вверх, настороженно поднял свои оранжевые в точечку надкрылья и поплыл в воздухе.
Слышно, как грохочут стихии… — произнес он, словно отсутствуя.
— Вы что-то сказали?
— Ах, извините, это просто реминисценция.
Ей стало жутко. В полном восхищении она сказала:
— В моем присутствии это излишне, ведь я неспособна уловить подобные вещи.
Восхитительная колкость, подумал он.
— Право же, я не хотел вас обидеть. Я ведь уже попросил прощения. Не сердитесь, фрейлейн Шустов! Хорошо?
Пауза. Его бросило в жар. Он что-то не то сделал. Впрочем, она и не думает так уж всерьез сердиться. Она не из таких, Аннелиза Шустов. Господи, случается же сказать лишнее! Ничего, все уладится… Он казался очень спокойным. Он так мило попросил прощения… И она стала с жаром рассказывать, почему она здесь, и для кого «пукет», и что ей так нужны мальвы, а потом она пойдет еще в лес за папоротником.
— Значит, вам нужно достать мальвы? — И он вспомнил, что только что у него был хороший образ — что-то красное, — но он забыл какой… Девушка, которая стояла рядом, была так прелестна, так неповторимо очаровательна. — Да, но я не знаю, как это сделать.
А что, если их украсть? Поддеть палкой через забор. Она будет наготове и сразу же их сорвет. Вот было бы замечательно!
Я расцелую твою милую детскую головку, Аннелиза, подумал он и сказал укоризненно:
— Фрейлейн Шустов, вы ребенок. Там ведь люди!
Ах, эти… Да, он прав.
— Что ж тогда делать?
— Ничего не делать. Вам придется отказаться от мальв, фрейлейн Чустов. Я думаю, что ваша фамилия Чустов, а не Шустов…
— А почему?
— Не знаю… Я так чувствую. — Пауза.
Они все еще стояли у забора, и хлопотливые пчелы летали вокруг огромных красных цветов, они пробирались в чашечки и занимались своими делами, усердно, без устали. Иногда какая-нибудь пчела улетала. Вместо нее прилетали другие; жужжа, они направлялись прямо к цветку. Юноша и девушка молча стояли под тяжелым солнцем.
— Аннелиза, ты, верно, ждешь, пока твой букет вырастет? — спросил кто-то сзади. — Ты совсем пропала. Здравствуй, старина. — К ним подошел Макс. Аннелиза так долго не возвращалась, что дамы забеспокоились и послали его вслед. В такую жару!
— А вы стоите перед забором и что-то там выглядываете. Я ничего не вижу.
— Аннелизе очень хочется достать мальвы. Но это невозможно.
— Действительно, невозможно, нас могут увидеть.
Макс ничего не ответил, отворил калитку — она громко и неприятно заскрипела — и сказал несколько слов одному из сидящих там мужчин, вежливо, держа шляпу в руке. Тот, который был моложе всех, встал, подошел к цветам и сорвал самые красивые — три великолепные пики, увенчанные цветами. Он отдал их Максу. Тот горячо поблагодарил. Калитка опять заскрипела.
— Вот, Аннелиза, для твоего букета. Счастливо развлекаться. Прощайте.
И он ушел обратно в свою любимую тень, наслаждаться покоем. Юноша с завистью посмотрел ему вслед. Как просто все решалось, как все само собой разумелось… Наш брат не догадается поступить так. И презрительно пожав плечами, он заявил:
— Плебей. Никакого такта и душевной тонкости.
Но Аннелиза его не слышала. Она стояла, любуясь своими цветами.
— А теперь мы пойдем в лес, — радостно сказала она. — Папоротник… Вы ведь знаете…
Он знал. Между прочим, она произносила это слово неправильно. И тогда они пошли в лес.
Идите и не беспокойтесь. Счастливые, я не буду вам докучать дольше. Почему должен я удовлетворять любопытство посторонних? Для этого нет никаких причин. Небо голубое, солнце сияет, и в светлой листве громко хлопочут птицы. Идите спокойно. Я делаю жест рукой, словно закрываю занавес, и повторяю эти шесть слов: и тогда они пошли в лес…