2.) Серотонин – гормон удовольствия, заставляющий вас чувствовать табуны бабочек, шагающий марши по кишечнику. Хотя, как ни странно, на этапе послевкусия его выработка снижается, поэтому любовь часто ассоциируется со страданием.
3.)Адреналин – гормон стресса, повышает наши обычные возможности. Его выработка у влюбленных повышается, что приводит их к состоянию вдохновения и желанию «свернуть горы».
4.) Дофамин – гормон целеустремленности и концентрации. Он вырабатывается в организме в момент начала влюбленности, заставляет добиваться цели, стремиться к полному обладанию.
5.) Эндорфин — гормоны покоя и удовлетворения. Они высвобождаются при физическом контакте с объектом любви, приносят влюбленным ощущение благополучия и защищенности.
Эти сволочи лишают вас опоры, вы корчитесь в муках под названием любовь, привязанность, счастье. Всадники Апокалипсиса вашей жизни.
А ещё, так называемая «любовь» действительно может сделать вам больно. Как? Да легко. В нашей груди сердце имеет особые ткани, такие ниточки. Их называют сердечными струнами. И если у человека будет сильно потрясение, они рвутся, это явление можно с лёгкостью назвать «разбитое сердце». Орган уже не способен так активно перекачивать кровь, теряет свою эластичность. От «разбитого сердца» можно и умереть.
Я не умерла, а жаль. Но несколько струн точно разорвались в моей груди, ощущение, что в мире резко на пятьдесят процентов воздуха стало меньше, иначе невозможно сказать, почему мне стало так сложно вздохнуть.
Именно такими вот отговорками я пыталась унять свою душу, пока сидела в душной комнатушке какого-то мотеля, с грязными стенами, облупленной штукатуркой и застарелым запахом не то мочи, не то ещё какой-то дряни. Всю свою жизнь не давала себе слабости, стояла камнем перед трудностями, потому что знала, если я надломлюсь, то точно окажусь в канаве, с вывернутыми карманами и, скорее всего, сломанной шеей. Такой участи себе не желала. Поэтому, гордо задрав свой нос, отшучивалась, как бы тяжело не было. Но сейчас, сидя на полу, который мыли ещё, наверное, только при открытии этого места, ревела, как в последний раз, сдерживая рвущиеся сквозь ребра сердце, хотя лучше бы оно прорвалось наружу, разрушив оболочку. Вырвать бы этот бесполезный орган и не чувствовать себя настолько разбитой.
Мне было жаль себя. Я размазывала сопли по лицу, смешивая влагу из глаз с тушью, волосы радугой облепили меня, давно спутались и стали похожи на цветную солому. Как же он, черт побери, прав. Я ведь всего лишь жалкий человек, который трясся за свою шкуру. Я всего лишь Майк, которая привыкла спасать себя сама. У меня никогда не было рыцарей на белых кобылах! И если бы не согласилась выполнить приказы Хастура, один Сатана знает, что со мной могли сделать. Я никогда не была покорной, жертвенной, кроткой. Я выгрызала существование для себя зубами. А меня буквально носом тыкнули в мою беспомощность. Я не виновата в том, что хотела выжить! Да простит меня эта, уже осточертелая, Селеста.
Дальше самоконтроль полетел в бездну. Рядом с моим ангелом хранителем я ещё могла спокойно заглушать чужие мысли, почти не прилагая усилий. Теперь же мое состояние настолько стало расхлябанным и жалким, что о каком-либо контроле речи быть не могло.
Валяюсь в кровати, свернувшись калачиком, наблюдая за проносящимися огнями от фар за окном, бесцельно, просто апатичное состояние, не ведущее ни к какому решению ситуации. Я слышу наркоманов за стенкой, которые только что смогли достать хорошую дурь, — мне завидно. Хочу забыться, не чувствовать разъедающую душу гниль.
Не хочу существовать, что-то делать, к чему-то стремиться. Достаточно закрыть глаза на секунду, и всполохи воспоминаний проносятся всеми оттенками. И вот, меж пальцев чувствую мягкость кудрей, сладкий запах выпечки, старых книг и немного пыли, на губах вкус ванили и какао. Слышу шелест крыльев, уносящийся где-то на задворки сознания. Мягкость прикосновений и молчаливую поддержку. Вспышку нежности в грозовом небе любимых очей.
Открываю глаза и образ ускользает в ночь, вновь оставляя после себя разъедающую все внутренности дыру.
Не могу так больше, понятия не имею сколько прошло времени, да и насрать, честно сказать. Единственное мое желание — забыться, поэтому иду в магазин за бутылкой дешёвого пойла, которое могу найти в полночь. В задрипанном старом помещении, которое держится лишь из-за таких вот ночных посетителей, уверена, продажа нелегальна, но кому какое дело до закона, когда хочется наживиться? Покупаю то ли виски, то ли ром. Собственно, это не важно. Главное втесаться в компанию.
Меня принимают как свою, особенно учитывая, что этим пропащим душам я принесла дополнительный стимул. За гостинец дешёвый коньяк в самый раз к месту. Ох, а дурь достали и правда отменную. Кокаин. Белый порошочек, который расфасовали по пакетикам порционно. Отличное средство, чтобы не слышать никого и ничего вокруг. Жадно хватаю свою дозу так, как я откупилась бухлом. Имен нариков даже запоминать не хочется, хотя в голове уже услышала каждого.
Делаю дорожку и скручиваю пожелтевшую бумажку в трубочку, запихиваю один конец в левую ноздрю, задержавшись на секунду, прежде, чем вдохнуть яд в себя.
Светлые кудри, россыпь мелких морщинок у глаз, круглые очки, галстук-бабочка, блинчики, книги, заполнившие множество шкафов, переплетенные пальцы, белоснежные перья, слова сказанные в любовном бреду.
«Микаэла, люблю тебя, бесконечно, до самого Рая».
Закрываю глаза.
Вдох.
Кокаин ударяет в голову так сильно, что я откидываюсь на спинку вонючего дивана рядом с сосущейся парочкой, отрубаясь от вселенной, казалось бы на вечность, хотя прошло-то пара минут. Меня начинает неистово тошнить, но я сдерживаю ком, напоминая, что надо забыть, вырвать с корнем эту хрень под названием «любовь».
Сплошной туман накрывает с ног до головы, обволакивая приятной дымкой отчуждения. Я не чувствую, не слышу, не вижу. Меня нет. Я вне вселенной и пространства.
Это именно то, чего так мне хотелось. Свободы от чувств.
Очнулась на улице. Сразу понять, где находишься, почти невозможно. Хотя, вот знакомый магазин сладостей, а там, за углом, лавка бижутерии, в ней мне понравились браслетики с ракушками. Немного дальше — большой канцелярский. О, а через метров двадцать — ресторан французской кухни. Раз это все тут находится, значит, справа должен быть злосчастный книжный. Почему ноги привели именно сюда? Зачем я снова наношу душевные страдания самой себе?
Задумалась. Может, стоит ворваться в магазин, бросится в ноги и вымаливать прощение. Он же ангел, он поймет, он смилуется. Но знаю: никогда больше не взглянет, как раньше; не добьюсь его расположения. Он простит, но вновь отдалится за лживой маской улыбчивого дядюшки Фела. Всматриваюсь в витрину. За стеклом проплывает тень, узнаю эту ровную походку, слегка суетливую. Его жизнь вновь стала равномерной и спокойной. О, вот и худощавый там же, в руках пронеслась тень бутылки, вероятно, празднуют, что избавились от раздражающего насекомого. Какая же я жалкая. Наблюдаю, подобно вору, мечтая, что дверь распахнется, я услышу его смущенное: «Там холодно, дорогая, возвращайся, какао готово».
Я бы не раздумывая рванула вперёд, прижимаясь всем телом, вдыхая любимые ароматы.
Нет, этого не будет, больше никогда.
Разворачиваюсь, чтобы вернуться в свою нору. Напиться с горя, и возможно, это поможет отрубиться, чтобы оставить бренный мир хоть на мгновение.
Внимание привлекает странный шорох, но разглядеть в темноте нарушителя не успеваю. Глухой удар в голову, и темнота накрыла вмиг.
Сквозь красные просветы, мелькающие из-за боли перед глазами и шума в ушах, различаю знакомый язык. Как давно не слышала этих поющих ноток.
— Achchha kiya. Use kas kar baandho,* — знакомый до боли голос раздался откуда-то сбоку.
В нос ударил запах сырости и плесени. Ещё немного отсылок к моей прошлой жизни. Голова тяжёлая, почти невозможно поднять, да я и не поднимала, чувствуя, как кисти рук больно стягивают веревки, само же тело посадили на жёсткий и неудобный стул.