Так, гуляя, они добрели до причала над шлюзом. Там стояла пустая баржа. Верх ее и рубка были выкрашены яркими красно-желтыми красками, нижняя же часть и трюм были угольно-черными. Возле двери в рубку на банке сидел мужчина, худой и чумазый, он курил и любовался закатом, держа на руках младенца, завернутого в вылинявшее одеяльце. Из рубки торопливо вышла женщина; она опустила в воду ведро, вытащила его, полное воды, и потащила внутрь, в рубку. Слышались детские голоса. Над трубой вился тонкий голубоватый дымок, и пахло стряпней.
Урсула, вся в белом, светлая, как мотылек, приостановилась, чтобы поглядеть. Скребенский тоже вынужден был приостановиться. Мужчина поднял глаза.
— Добрый вечер! — крикнул он не то с вызовом, не то с интересом. Голубые глаза его на чумазом лице светились дерзким вызовом.
— Добрый вечер, — с радостной готовностью отозвалась Урсула. — Вечер действительно добрый, не правда ли?
— Да уж, — буркнул мужчина. — Куда добрее!
Рот его под неряшливыми, песочного цвета усами казался очень красным. Он засмеялся, обнажив белые зубы.
— Но ведь, — неуверенно, сквозь смех проговорила Урсула, — я ведь правду сказала. Почему вы так ответили, будто вы не согласны?
— Наверное, потому, что нянчить ребенка не такая уж радость.
— Можно мне к вам на баржу заглянуть? — спросила Урсула.
— Да кто бы возражал, лезьте, если хотите.
Баржа стояла у противоположного края дамбы, у причала. На ней была надпись: «Аннабел», хозяин Дж. Рут из Лафборо». Мужчина пристально разглядывал Урсулу, поблескивая острыми своими глазами. На чумазый лоб его падали белокурые вихры волос. Выглянули двое грязных ребятишек — поглядеть, с кем это там разговаривает отец.
Урсула покосилась на тяжелые ворота шлюза — они были закрыты, и за ними из мрака доносился шум воды, слышалось бурление и шипение водяных струй. С их стороны искрящаяся вода доходила чуть ли не до края дамбы. Она смело шагнула вперед, направившись к причалу.
Спустившись с дамбы, она заглянула вниз, в рубку, где горел огонь очага, возле которого хлопотала темная фигура женщины. Урсуле очень хотелось попасть на баржу.
— Вы платье запачкаете, — предостерег ее мужчина.
— Я буду осторожна, — отвечала она. — Так можно?
— Валяйте, если хочется.
Подобрав юбки, Урсула вытянула ногу вдоль борта баржи и, смеясь, спрыгнула вниз. Ее обдало взметнувшейся угольной пылью.
В дверях рубки показалась женщина — пухленькая, светловолосая, со смешным вздернутым носом.
— Ой, да вы вся в грязи измажетесь! — воскликнула она и засмеялась удивленно, недоумевая.
— Я только хотела посмотреть. Приятно, должно быть, жить на барже, да? — обратилась она к женщине.
— Ну, я не только на ней живу, — рассмеялась женщина.
— Ее гостиная с плюшевой мебелью в Лафборо находится, — с законной гордостью пояснил мужчина.
Урсула заглянула в рубку. Там кипели на огне кастрюли, а на столе были расставлены тарелки. Было душно и жарко. Она вылезла на свежий воздух. Мужчина говорил что-то ребенку. Ребенок был голубоглаз, румян, с пушистым облачком золотисто-рыжих волос.
— Это мальчик или девочка? — спросила Урсула.
— Это девочка, ведь ты девочка, правда? — обратился к ребенку мужчина, ласково покачивая головой. Маленькое ребячье личико сморщилось в уморительной улыбке.
— О! — воскликнула Урсула. — Господи, как же ей идет смеяться!
— Она еще посмеется, — сказал отец.
— Как ее зовут? — спросила Урсула.
— Нет пока имени, не удостоилась, — ответил мужчина. — У тебя ведь нет имени, негодница, да? — опять обратился он к ребенку. Тот засмеялся.
— Да дел невпроворот, никак в мэрию не соберемся, — подала голос женщина. — Она здесь, на барже, и родилась.
— Но, наверное, — вы уж знаете, как назовете ее, да? — сказала Урсула.
— Мы хотели назвать ее Глэдис Эмили, — отвечала мать.
— И вовсе не хотели мы так ее назвать, — заспорил отец.
— Нет, вы только послушайте! А ты-то какое имя хочешь?
— Мы назовем ее Аннабел в честь судна.
— А вот этого не будет! — зло и решительно возразила женщина.
Отец шутливо насупился и тут же рассмеялся.
— Посмотрим, — сказал он.
Но по сердитому тону женщины Урсула поняла, что та никогда не уступит.
— Оба имени очень красивые, — сказала она. — Назовите ее Глэдис Аннабел Эмили.
— Ну, это уж, на мой вкус, тяжеловато выходит, — заметил мужчина.
— Видите! — вскричала женщина. — Он же упрямый, как осел!
— Такая хорошенькая, так хорошо смеется, а имени вот не дают! — заворковала Урсула, обращаясь к девочке. — Дайте мне ее подержать, — добавила она.