Он жил в большом новом доме из красного кирпича, стоявшем на отшибе и выбивавшемся из однородной массы красно-кирпичных домов, звавшихся Уиггистоном. Городку было всего семь лет. Ранее же это была деревенька в одиннадцать дворов на краю полураспаханной вересковой пустоши. Потом в земле обнаружили пласт угля, и через год возник Уиггистон — ряды и ряды розоватых, хлипких и словно призрачных строений по пять комнат каждое. Улицы были чистейшим воплощением уродства: темно-серая щебенчатая мостовая, тротуары с асфальтовым покрытием, удерживающие все ту же унылую череду домов — стена, окно, дверь, и так без конца, — краснокирпичная искусственная река, текущая в никуда из ниоткуда. Бесформенное нечто, повторявшееся вновь и вновь. Лишь время от времени однообразие нарушали какие-нибудь овощи или скудные бакалейные припасы, выставленные в витрине.
В центре городка расположилось пустое бесформенное незастроенное пространство базарной площади — черная, убитая многими ногами земля, окруженная со всех сторон все теми же унылыми строениями, только красный кирпич здесь уже был грязным, узкие окна — закопченными, но длились они все так же бесконечно, вместе с узкими дверями, и лишь на одном углу — трактир, и где-то затерянная на другом краю площади — почта с ее тусклой темно-зеленой вывеской. От городка веяло унынием разрухи. Шахтеры слонялись группами или компаниями или же понуро шли по асфальтовым тротуарам, направляясь на работу, — они казались не живыми людьми, а призраками.
Жесткая неподвижность пустых улиц, их унылая бесформенная похожесть наводили мысль скорее о смерти, чем о жизни. В городке не было центра притяжения, артерии, стройности живого и естественного организма. Он раскинулся, давая почву всей этой красно-кирпичной сумятице, быстро разраставшейся, распространявшейся, как лишай.
И в стороне от всего этого на взгорке стоял большой красно-кирпичный дом Тома Брэнгуэна, из окон фасада хорошо была видна окраина городка — бессмысленное убожество терриконов, уборных, зады выстроившихся в неровные ряды домов и мелочная жизнь внутри каждого из них, становящаяся еще подлее из-за бесплодной сцепленности с другими мелочными жизнями Вдали была большая шахта, которая работала день и ночь, а вокруг нее луговой зеленый простор с двумя извилистыми ручьями, чьи берега поросли вереском и клочковатым утесником, с темной полоской леса на горизонте. Весь пейзаж был призрачным, совершенно призрачным. Даже прожив здесь целых два года, Том Брэнгуэн все не мог никак поверить в реальность этого места. Это было похоже на зловещий сон, когда безобразные, неясные и леденящие кровь предчувствия становятся явью.
Урсулу и Уинифред возле маленькой убогой станции встретил автомобиль, повезший их через то, что им обеим казалось убогим началом чего-то ужасного. Городок был воплощенным хаосом, упорным, устоявшимся, застывшим. Взгляд Урсулы завороженно провожал мужчин, бесцельно, кучками стоявших на улицах, четверо либо пятеро из них шли тесной группкой, а рядом не то впереди, не то сзади бежали их собаки. Мужчины были прилично одеты и очень тощие. Эти ужасные тощие фигуры почему-то привлекли ее внимание. Что-то безнадежное было в них, и вместе с тем они жили, сохранив страсть жить внутри своей мертвенной оболочки, влача бессмысленные свои дни с удивительной замкнутостью и достоинством. Казалось, жесткая и грубая оболочка, в которую они заключены, сковывает их тела.
Автомобиль подвез Урсулу, испуганную и ошеломленную, к дому дяди Тома Его там еще не было. Дом был обставлен простой хорошей мебелью. Том снял внутреннюю стену, превратив переднюю часть дома в просторную библиотеку с маленьким кабинетом в углу. Это была изящная комната — отведенная под лабораторию и одновременно читальню, но отдававшую все тем же жестким механическим бурлением, которым дышала безобразная конструкция городка, и это бурление в зачатках своих простиралось и далее — на зеленые луга и суровый пейзаж, на огромную симметричность шахты за ними, на другой стороне.
Они увидели шедшего по извилистой дорожке Тома Брэнгуэна, Он стал тяжелее, солиднее, но его котелок был по-прежнему лихо сдвинут на лоб, придавая ему вид мужественного, красивого и удивительно похожего на всех других людей действия человека. И цвет лица у него не изменился, свидетельствуя о прежнем превосходном здоровье; но шел он как будто задумчиво, сосредоточенной походкой.