Не буду задерживать ваше внимание на трудностях и лишениях пути — это не слишком занимательно, да и не в диковинку нам обоим. Достаточно сказать, что в посёлок на берегу Млечного моря, чуть южнее Тоси, я попала спустя несколько дзю, изголодавшаяся и никоим образом не напоминавшая себя прежнюю. Мне нечего было терять. Миновал праздник Благословенных Вод, ночи стояли тёплые, но лишь отчаяние владело мной. Я не умела решительно ничего! Мои наивные попытки заработать чашечку риса игрой на биве — а я хорошо играю, и петь обучена — завершились на первом же постоялом дворе, когда у меня отняли не только инструмент, но и мешочек с драгоценностями, прихваченный из дому. Честь осталась при мне, и лишь это утешало меня ночами, когда я подкрадывалась к людскому жилью, чтобы стащить дайкон с грядки, ранние сливы или недоспелые ягоды тутовника, чей лист разводят на корм гусеницам. Просить я боялась. Однажды украла котелок, и мне совсем не было стыдно…
Как-то я свернула на нехоженый тракт, в надежде найти заброшенные поля и собрать хоть горстку зерна. Он вывел меня к морю, но спустя несколько голодных дней. Ноги были сбиты до такой степени, что боль мучила меня только поутру, когда ранки слегка подживали.
Я опустилась на ступеньки крайнего дома, слишком усталая, чтобы постучать. Если раньше я скрывалась от чужих глаз, опасалась бесчестия, то теперь мне было всё равно — лишь бы накормили.
Но меня прогнали, швырнув чем-то тяжёлым.
Тогда ненависть ко всем этим равнодушным людишкам овладела мной, вернула частичку сил! Вскочив, я кинулась к самому богатому дому в середине посёлка, перелезла через ограду и заколотила в сёдзи, требуя открыть и угрожая всеми карами земными и небесными. Я попрекала их достатком, умоляла сжалиться, плакала и надменно хохотала. Должно быть, меня приняли за помешанную и решили угодить богам.
Сдвинулась одна из фусум, и служанка, совсем юная девушка, робко выглянула из проёма.
— Что нужно? — спросила она, готовясь в случае чего спрятаться.
Её неуверенность будто изменила что-то во мне самой, точно это она, не я, была уязвимой.
— Позволь переговорить с хозяйкой, и она мигом поймёт, что я — благородная особа из тех, что всегда отдаёт долги простолюдинам, — предложила я.
Пошевелив губами, девушка кивнула и затворила за собой фусуму, напоследок поставив на землю плошку с рисом.
Так меня приняли в семью Бэнпо. Её глава вот-вот должен был вернуться из плавания куда-то на север, и хозяйка согласилась предоставить мне кров с условием, что муж не будет возражать. У неё имелись и другие планы на мой счёт, о которых я узнала спустя пару дзю.
В семье не было сыновей, но подрастали две дочери, старшая из которых, Цубаки, быстро со мной подружилась. Девушка спала и видела, как выйдет замуж за отцовского помощника, которого тот прочил в приемники. Мы нет-нет, да посматривали, не покажется ли парус большого торгового корабля. Бэнпо скупал шкуры и плавал до самых островов Фунао, чем его семья страшно гордилась. В Тоси у него был человек, занимающийся продажей мехов, и какие-то связи на южных воротах, позволяющие ввозить товар беспошлинно. На север он тоже налегке не отправлялся, так что семья его жила в достатке круглый год.
Он прибыл на закате, и всю ночь о чём-то спорил с женой. Цубаки была уверена, что родители выбирают благоприятный день для свадьбы, и не находила себе места; я тоже не ложилась.
Утром за девушкой прислали, я увязалась следом. Надесико, несколькими годами младше, уже крутилась возле матери. Та прикрикнула на неё, чем-то недовольная, и вскоре мы сидели рядком, три почтительные дочери. Господин Бэнпо показался мне человеком властным, чьему слову перечить не следовало.
— Выращивал два цветка, а распустилось три,[58] — прищурившись, он посмотрел на меня. — Но для того цветы и созданы природой, чтобы радовать кого-то, верно?
Интересно, к чему он ведёт? Моя подруга догадалась первой и приосанилась.
— Лучший из поставщиков меха с Фунао ещё в прошлый раз сделал предложение, о котором я и мечтать не смел. А теперь повторил его! Он один из самых богатых людей острова, хотя незнатен — да и мы, чай, не придворные зазнайки! Конечно, он не первой молодости, в том я честно признаюсь, но достойней жениха для тебя, моя милая, я бы с морского дна не выудил. Что скажешь, Цубаки?
Я скосила глаза и увидела, как у той побелело лицо, задрожали губы.
— Но… но как же… — пролепетала она. Мать заворчала, стало понятно, почему у неё с утра такое настроение. — Как же господин Гэкити, ведь вы ему обещали? — едва слышно пробормотала Цубаки.
— Гэкити разумный парень и подождёт несколько лет, пока Надесико не войдёт в возраст, — отмахнулся отец. Какая жестокость! Неужели он не понимает?! Или это намеренно? Мой иногда был таким же…
Девушка, которую я с некоторых пор называла старшей сестрой, закрыла лицо ладонями и сидела, покачиваясь, не произнося ни слова. В таком состоянии я была готова кидаться камнями и нечистотами — тогда, стоя у порога этого дома…
— Цубаки, — утешительно сказал господин Бэнпо, и мне стало ясно, что ему жалко дочь не меньше, чем остальным. Надесико давно уже рыдала в голос. — Предложение, конечно, неожиданное, но тебе стоит вообразить все блага, которые оно дарует. Ты станешь самой богатой женщиной Фунао. Тебе ведь понравились чёрные беличьи шкурки, что я привёз? Их у тебя будет, сколько пожелаешь!
— Я… не… хочу…
— Глупая девчонка, известно мне, чего ты хочешь! Навек опозорить семейное имя! Думаешь, Надесико достаточно взрослая, чтобы покинуть родной очаг? В любом случае, я пообещал господину Цуро отдать старшую дочь, и это — ты!
— Нет! — мой голос был тихим, но каждое слово звучало отчётливо, как падающая капля. В какую бездну?.. — Вы запамятовали, отец. Отныне я — старшая дочь. И если на то будет ваша воля и расположение небес, именно мне суждено стать залогом вашей дружбы с господином Цуро.
И я посмотрела сначала в его глаза, затем — в лицо матери Цубаки. Никогда я не видела такого облегчения!
Подруга кинулась мне на шею, плача и целуя в глаза и щёки, благодаря и благословляя, но я не была уверена, ради кого дала согласие столь опрометчиво. Или ради чего…
Спустя ещё пару дзю меня снарядили для путешествия, предоставив заботам двух слуг, троих пареньков-односельчан и злополучного Гэкити. По возвращению ему была обещана свадьба. С отъездом не тянули, чтобы обернуться до осенних бурь, которые могли задержать жениха Цубаки на Северных островах. А может, опасались, как бы я не передумала. Потому решили не затеваться с торговлей, ограничившись небольшим судёнышком, с навесом и всем полагающимся, но без вместительного трюма и множества гребцов на вёслах.
Я пожелала подруге счастья, поклонилась порогу, некогда приютившему меня подобно тихой гавани, и так продолжилось моё странствие.
Мы обогнули Тоси и направились вдоль берегов до самой северной оконечности Миясимы. Суженый ожидал меня на Юкинао. Я воображала заснеженные просторы и тешилась мыслью, что имя, выбранное при побеге, было пророческим. Прежде, в Оваре, я носила иное…
"Можно бежать от людей, но не от судьбы", — думала я, кутаясь в тёплые меха, подарок моей милой Цубаки. По мере того, как назначенная цель приближалась, ветер делался всё неприветливее. Это был уже не задорный морской бриз, что освежает щёки на берегу. Он выл, и судёнышко подпрыгивало, взбираясь на гребень волны, чтобы ухнуть вниз. Сердце замирало.
Но когда я решила, что хуже и быть не может, разразился шторм. Должно быть, ранняя осень или моё невезение. Мы вычёрпывали воду, молясь Небесной Владычице и всем её ками. Дерево трещало. Я слышала, как перекрикивались мои спутники, кто-то уговаривал принести меня в жертву, чтобы умилостивить Морскую Деву, но Гэкити воспротивился. Я притаилась, продолжая монотонно наполнять и опустошать черпак в надежде, что работа покажется достаточным оправданием и сохранит мне жизнь.