Мой гнев взревел из той ямы, в которой он ютился, и заполнил меня, как усталую пустую чашку. Я смотрела на доктора, и знала, что выгляжу злее, чем она того заслуживала, но гнев поможет мне продержаться этой ночью, а хорошие манеры — нет.
— Такая ярость… как повезло, что я тебя знаю, и понимаю, что она направлена не на меня. — Сказала Лилиан.
Гнев начал угасать, и усталость ждала этого момента, чтобы охватить меня. Мне предстоит еще куча всего, прежде чем я смогу лечь спать, поэтому я скормила своей ярости мысль о том, что Гектор в любом случае этой ночью умрет. Если он убьет Рафаэля, то мы покончим с ним немедленно — никаких игр, никаких правил. Я сказала это себе и заставила себя поверить в это, после чего пронесла с собой эту мысль через дверь. Только когда мы вышли на стадион до меня дошло, что я по-прежнему была в окровавленных шмотках. Я забыла сменить футболку, но назад возвращаться не стану. Слишком поздно было идти назад. Я пойду вперед, покрытая кровью своего врага — пусть это будет предупреждением для остальных, чтобы мне не пришлось еще кого-то случайно убить этой ночью. Нет уж, если сегодня я и убью еще раз, то только намеренно.
24
Бедро не болело до тех пор, пока я не начала подниматься по лестнице вслед за Клодией, чтобы добраться до Рафаэля. Она назвала это место стадионом — так оно и было, просто поменьше того, который используют для бейсбола или футбола. Обезболивающее еще даже не перестало действовать, но стежки уже дали мне почувствовать, как они стягивают кожу, пока я поднимаюсь по ступенькам. Швы на руках никогда меня так не беспокоили, как на тех частях тела, которые помогали мне двигаться вперед.
Сотни веркрыс столпились внутри большого амбара. Мне пришлось посильнее укрыться щитами, но даже так воздух вокруг нас вибрировал и гудел их энергией. И как я не почувствовала ее раньше? Магия снаружи будто бы потускнела, когда мы зашли в амбар, а эта словно сдерживалась на входах в стадион. Понятия не имею, как они это сделали, но я могу узнать хорошие магические ограничители, когда прохожу сквозь них.
Со стороны открытых трибун к нам потянулась рука, и Пьеретта переместилась ближе ко мне — не как телохранитель, который пытается защитить меня, а просто чтобы поспевать за мной. Рука опала, и мы продолжили идти наверх вслед за Клодией, пока мои новые швы продолжали натягивать мою кожу. Я покосилась на толпу в поисках угрозы, да и просто потому, что энергия заставила меня захотеть это сделать. Среди зрителей мелькали оборотни в крысиной форме. Я задумалась о том, что всплеск энергии мог захватить их и заставить перекинуться, но, может, они просто пришли сюда и сделали это по своей собственной воле.
Мы с Пьереттой были достаточно маленькими, чтобы она могла взять меня за руку, пока мы поднимались по ступенькам, и не задеть при этом толпу. Она наклонилась и шепнула мне на ухо:
— Натэниэл говорит, что ты слишком сильно закрылась щитами. Ты вот-вот отрежешь себя от него и Дамиана.
Глаза у нее снова стали серыми, так что это было послание от Пьеро и моих мальчиков.
Я медленно выдохнула и позволила своим щитам раздвинуться. Я хорошо с ними управлялась. Но не так хорошо, когда надо было укрыться от чего-то конкретного. Я запнулась на очередной ступеньке, и только рука, сжимавшая мою ладонь, не дала мне упасть. Я сжала руку Пьеретты достаточно сильно, чтобы мы остановились на месте, и наклонилась ближе, чтобы шепнуть ей в ответ:
— Я не могу заниматься тонкой работой со щитами на ходу.
Пьеретта потерлась своей щекой о мою так, как это делают кошки, оставляя метку, но это было нормально — ее прикосновение помогло мне прийти в себя. Приятно прикасаться к животным своего зова, и леопард был у меня среди них первым. Это помогло мне подумать о Натэниэле и Дамиане. Я визуализировала свои щиты не как металлические стены, а как каменные, и по ним мои ребята вились, как лоза, что позволяло им коснуться меня сквозь камень. Энергия Натэниэла вздохнула сквозь меня, и лоза покрылась шипами и розами, потому что он любил боль и все красивое. Это вызвало у меня улыбку.
Я распахнула глаза и обнаружила, что Клодия спустилась обратно к нам с Пьереттой, чтобы встать на две ступеньки выше нас. Она оглядывала толпу по обе стороны от нас, и это заставила меня осмотреть свою сторону, где был проход, а Пьеретта уже делала то же самое со своей стороны.
Рядом со мной оказался веркрыс. Его мех был бледно-серым вперемешку с белым — не как у пятнистого животного, а как у человека, чьи волосы сперва поседели, а после побелели. Его черные глаза-пуговки были почти такими же огромными, как моя ладонь. Ты не задумываешься о том, насколько большие глаза у животных по сравнению с их головой, пока не увидишь воочию их более крупную версию. Это было почти как в аниме, словно на этого веркрыса наложен какой-то спецэффект. Мех выглядел мягче — может, из-за цвета, но мне захотелось протянуть руку и погладить его, чтобы узнать, действительно ли он такой мягкий, каким кажется.
Я отодвинулась, чтобы коснуться бедром ноги Пьеретты, и это помогло стряхнуть тягу. В последний раз, когда я видела веркрыс в их первородной звериной форме, меня к ним так не тянуло — даже к Рафаэлю, но в те времена веркрыса еще не была зверем моего зова.
Я оглядела толпу и поняла, что многие наблюдают за мной. Некоторые казались враждебными, но в большинстве своем они просто были очень напряжены. Я что-то не припомню такого эффекта на леопардах и волках в свои первые визиты в их группы после того, как они стали зверями моего зова, но, может, дело в количестве? Пард леопардов был просто крошечным по сравнению с этой группой животных: их даже меньше пятидесяти, однако вервольфов было почти столько же, сколько и крыс, так почему же сейчас все ощущается иначе?
Сверху началось какое-то движение, и моя рука потянулась за ножом прежде, чем я успела себя остановить. Наверху стояла высокая и стройная женщина с черными волосами, заплетенными в косу. Одна прядка была белой, но не так, будто она поседела, а так, словно она всегда была такой. Женщина смотрела на меня сверху вниз своими большими черными глазами — не крысиными, а просто настолько темно-карими, что они казались черными до тех пор, пока я не разглядела границу между радужкой и зрачком. Ее руки свободно висели по бокам от ее тела, но энергия, исходившая от нее, покалывала мне кожу и давила на горло. Как только у меня мелькнула эта мысль, я расчистила энергию в районе своей шеи, и после этого мне удалось сглотнуть. Я отпихнула ее магию, или что это там было, от своих щитов. Мне даже не пришлось визуализировать стены с розовой лозой — все, что мне нужно было сделать, это приложить усилие воли, но эта женщина использовала против меня магию. Это вообще разрешено в поединках? Я спросила Клодию:
— Ей можно использовать магию против меня?
— Если ты хочешь стать царицей родере, то ты должна столкнуться со всеми видами силы, что у нас есть. — Ответила мне эта женщина вместо Клодии.
Позади нее на ступеньках появились еще две женщины. У них в руках были ножи — так же, как и у меня. Хорошо, что они не пытаются их прятать. Может, тот факт, что я выхватила свой нож, дал им право поступить точно так же? Проклятье, я слишком плохо разбиралась в местных правилах.
— Клодия, объясни мне, как тут все устроено.
— Они хотят сесть возле Рафаэля и получить шанс стать его царицей.