На самом деле Фредди и не хочет знать имя счастливчика, потому что если он будет знать, то не факт, что сможет адекватно отреагировать и не придушит его при встрече. Если он должен в очередной раз отдать Роджера кому-то, то лучше вовсе не знать, кому.
— Впрочем, можешь не говорить, — отрывисто бросает он, замечая, как Роджер открывает рот, чтобы что-то сказать. Не надо, он не хочет больше никаких разочарований и никакой боли, не более того, к чему уже привык и что сможет вынести. Он слишком от этого устал. — Просто, сделай одолжение, перестань лезть ко мне с поцелуями, экспериментируй на ком-нибудь другом!
Фредди хочется убраться отсюда как можно дальше, чтобы не видеть этого растерянного выражения на лице Роджера, не видеть странной уязвлённости в его глазах, которая так раздражает сейчас. Фредди разочарован и ранен до глубины души тем, как цинично Роджер поступил с ним. Он ведь знал, что так будет, так почему сейчас его рвёт на части от этой чёртовой боли, к которой он уже должен давно привыкнуть?
Он порывисто встает из-за стола, выходит в коридор, засовывает ноги в кеды и выходит из квартиры прямо в домашней одежде. Он игнорирует входящий вызов от Хокенса, а также его письмо, где ИИ наверняка напоминает, что они пропускают второй день занятий, но Фредди плевать хотел на эти занятия, на этот гребаный мир, на их невъебенно счастливое будущее и всю свою жизнь в целом. Он идет на крышу. Подальше от Роджера, подальше от всего, что связывает с ним.
Роджер не может встать со стула еще какое-то время после того, как остается один. Фредди ни черта не пожалел его и сделал чертовски больно, и это было жутко унизительно. Фредди, чёрт возьми, ни хрена не понял, не выслушал до конца, словно чувства Роджера не значат для него ровным счётом ничего, он просто ткнул его в собственное дерьмо носом и ушёл, и теперь Роджер точно может быть уверен — Фредди никогда не ответит ему взаимностью. Впрочем, его глупое сердце отказывается засчитывать данный факт и сопротивляется так сильно, что, кажется, сейчас пробьет грудную клетку, несмотря на то, что чувство унижения после этого разговора настолько уничтожающее всё и вся, что Роджер едва может продохнуть. Фредди считает, что Роджер целовал его ради того, чтобы поэкспериментировать на нём, — это бьёт больнее всего. Вот, оказывается, какого он мнения о человеке, с которым дружил всю свою жизнь! Видимо, Фредди считает его полным моральным уродом, раз дошёл до такого вывода, и Роджер не может понять: какого хера?!
Какое-то время ему кажется, что он умер, потому что Роджер вдруг понимает, что не представляет себе реальности без Фредди, он не знает и не хочет знать, каково это — любить Фредди так сильно, что хочется сдохнуть каждый раз, когда тот смотрит на кого-то другого, и в то же время не иметь права быть с ним. Ему не нужен этот мир, в котором ему придётся быть для Фредди только другом и целую вечность смотреть, как тот счастлив с кем-то другим.
Роджер хочет крушить все вокруг от отчаяния, потому что он просрал свой шанс быть с тем, кого любит, и не важно, что он, по сути, в этом не виноват, да и шанса как такового, как теперь выяснилось, не было и в помине! И все же он думает, что, если бы на этом стуле минут десять назад сидело не безвольно трясущееся существо, а настоящий Роджер Тейлор, возможно, все было бы по-другому. Настоящий Роджер Тейлор не сдался бы так легко, он бы заставил Фредди хотя бы задуматься о возможности быть вместе с ним. Ведь им же, черт возьми, всегда было хорошо вместе, так какого же хрена этот мудак так себя повел?!
Злость и возмущение, пришедшие вслед за отчаянием, они как спасательный круг, и внезапный и запоздалый выброс адреналина, уносящий все переживания и страхи на своих ядовитых волнах, выедающий их кислотой до уродливых и острых краев, так, что можно порезаться. Роджера бесит, что Фредди повел себя как последняя сучка, ведь если ему не нравились поцелуи, он мог бы просто сказать об этом, а не строить из себя злую-добрую мамочку! Зачем нужно было устраивать этот допрос с пристрастием, неужели эта скотина наслаждалась его унижением и растерянностью? Одно дело — послать подальше с его никому не нужной любовью, но совсем другое — обвинять в чём-то подобном! Даже несмотря на всё происходящее Фредди — его друг, а Роджер никогда не позволил бы себе пользоваться своими друзьями, и ему чертовски больно, что Фредди думает о нём по-другому.
— Фиона, где сейчас этот гад?! — кричит Роджер, эмоции переполняют через край так, что руки трясутся от желания догнать и прибить, потому что если он не сделает хоть что-нибудь, то просто взорвется как сверхновая.
Роджер не уверен, что Фиона ответит ему, ведь Фредди имеет право скрыться, если захочет, но та на удивление быстро отвечает:
— Если ты имеешь в виду Фредди, то он на крыше — снова нарушает закон.
Роджер вскакивает и почти выбегает из дома, позабыв про обувь. Его желание восстановить справедливость и воздать по заслугам гаду, который обошелся с ним словно с дерьмом, растет с каждым шагом, оно так велико, что он даже не останавливается, когда видит Фредди, умиротворенно стоящего на самом краю крыши, курящего сигарету и стряхивающего пепел вниз.
Роджер со всего маху бьет его по руке, так, что истлевшая сигарета вылетает из пальцев и пропадает в мареве раннего утра. И это именно то, что надо сейчас исстрадавшемуся сердцу Роджера: видеть растерянность и удивление на лице Фреда.
— Какого хуя, дорогуша? — невольно вырывается у него.
Фредди ошарашен лишь первые пару секунд, когда взъерошенный и злой Тейлор с сияющими глазами Немезиды появляется рядом. Фредди словно видит в нём отражение себя вчерашнего и по этой причине понимает, чем может кончиться дело. Он не удивлен, что тот пришел, наверное, этого следовало ожидать, это же Роджер… Так что он догадывается, что сейчас, скорее всего, произойдет, но отчего-то желание сопротивляться и спорить пропадает. Если Роджер хочет ему вмазать, то Фредди согласен с тем, что заслужил это, они оба заслужили хорошую трепку, если уж честно.
Роджер видит какое-то непонятное ему смирение в глазах Фредди, но у него просто нет сил задумываться над этим. Он спешит высказать, что хотел, спешит сделать, что задумал, желая восстановить хоть крупицу справедливости и показать Фреду, что тот ему не указ!
— Пришел сказать, что пошел ты нахер, Фредди, со своими подозрениями! Я буду целовать кого и когда захочу, ясно?! И если я захочу целовать именно тебя, то буду! — орет Роджер ему в лицо, наступая.
Наверное, это должно звучать наивно и жалко, по-детски что ли, но Роджер так зол, и вид у него настолько разъяренный, что Фредди невольно делает шаг назад и тут же упирается задницей в чью-то машину. Он не успевает даже переварить всё сказанное, как Роджер наваливается на него, бесцеремонно хватает за волосы и тянет на себя.
Их зубы жестко сталкиваются, это больно, но Фредди почти не ощущает боли. Поцелуй Роджера короткий и злой, но настолько неожиданный, что это выбивает из колеи сильнее, чем любая их ссора. Они почти лежат на машине, и Роджер цепляется за волосы у него на затылке так, словно собирается вот-вот выдрать их с корнем, но отчего-то медлит. Он тяжело дышит, и глаза его горят огнем, но Фредди вдруг видит в них уязвимость, которая была там несколько минут назад, когда он убегал с их кухни.
— Чертов Фредди, — говорит Роджер срывающимся голосом, потому что не может поверить, что все-таки осмелился на это, что держит Фредди в своих руках, что поцеловал и что все еще не получил по морде. Он на самом деле в шоке от себя, но тормоза уже сорваны, и он просто не может остановиться, когда наклоняется снова и опять припадает ко рту Фредди, на сей раз уже более нежно. Эти губы пьянят, Роджер теряет контроль слишком быстро, еще секунду назад он был зол и хотел лишь показать, кто в доме хозяин, а уже сейчас его с головой накрывает желание такой силы, что поцелуй становится почти болезненным — настолько он необходим и настолько сложно его прекратить.