Он терзает губы Фредди, не встречая сопротивления, но все равно держит его за волосы, словно боится, что тот в любой момент может сбежать. Фредди не отвечает, но и не препятствует, и эта покорность и безучастность, наверное, и приводит Роджера в чувство. Фредди словно застыл под ним.
Роджер с трудом отстраняется, чувствуя, как сгорает в лихорадке. Он отпускает волосы Фредди, заглядывая тому в глаза, и видит там такую непроглядную черноту, что не разобрать ничего. Этот взгляд заставляет покрываться его тело мурашками, и Роджер, если честно, готов умереть прямо на месте, испепеленный его темным огнем, но он ни за что не пожалеет о том, что сделал. Он возбужден до боли и совершенно бесстыдно прижимается своим стояком к ноге Фреда, и тот, скорее всего, это чувствует, но Роджеру плевать. Да, он облажался, и покачать свои права не вышло, он хотел показаться крутым, а показал лишь свою заинтересованность и сейчас, похоже, огребет за это уже по-настоящему.
Однако Фредди не двигается, вместо этого он тяжело выдыхает, открывает рот, снова выдыхает, словно задыхается, и в глазах его загорается настоящая обида.
— Пошел ты на хер сам, — говорит Фред наконец, скорее, даже шепчет, и голос его слаб и надтреснут, а губы дрожат, стоит открыть рот. — Целуй того придурка, который тебе нравится, идиот.
Фредди не может двинуться с места, его словно парализует непреодолимое желание прикасаться к Роджеру и быть ближе, и пока сам Роджер жмется к нему, потираясь о его ногу своим стояком, Фредди не сможет сдвинуть с места даже танк.
— Как скажешь, стерва, — отвечает Роджер, он не знает почему, может, он сошел с ума, но взлохмаченный и потерянный Фредди, с обидой в больших блестящих глазах и зацелованными красными губами действует на него как убойная доза какого-то афродизиака. Его хочется целовать снова и снова, пока он не ответит и с губ не будут срываться стоны блаженства.
Роджер снова наваливается на него, прижимая спиной к машине, и хватает за волосы, уже не так больно, но вполне ощутимо, чтобы Фредди почувствовал его решимость. Тот по-прежнему не сопротивляется, и Роджер воспринимает это как согласие.
Фреду кажется, что он в ловушке, в очень-очень сладкой ловушке. Он, само собой, не делает ничего, чтобы остановить Роджера, когда тот снова целует его, на сей раз уже по-настоящему, и колени Фредди слабеют, как и руки, которые, кстати, словно сами по себе уже прижимают наглого барабанщика ближе.
Все обиды и разногласия рассыпаются как тлен, растворяются в этом поцелуе, и пускай это не лучшая идея — целоваться, когда рассорились вдрызг, — Фредди плевать сейчас на это. Он будет жалеть потом, он точно знает, что будет жалеть, но пока что он в раю, и ради этих минут блаженства готов пожертвовать многим.
Это кажется невероятным, но Роджер целует совершенно искренне, Фредди прекрасно это чувствует, ведь разница между первым злым поцелуем, вторым несмелым и тем, что происходит сейчас, разительна. Роджер замечательно целуется, сейчас незамутненным алкогольными парами разумом, вернее, его остатками, Фредди может оценить это по достоинству. Тот удерживает его словно хрупкую драгоценную вазу, пальцы в волосах расслабляются, и теперь это больше похоже на объятия, чем на удерживание. В каждом движении губ и языка, в каждом легком касании пальцев чувствуется море нежности, каким-то чудесным образом смешанной с острым обжигающим желанием. Фредди чувствует голод Роджера как свой, поэтому отвечает ему с не меньшей страстью. В этот короткий момент единения они словно становятся одним целым, их сердца бьются в унисон, а мысли текут в одном направлении.
У обоих перехватывает дыхание от избытка эмоций, и поцелуй приходится прервать слишком быстро, но ни у кого из них нет сил и желания отстраняться. Фредди закрывает глаза и утыкается головой Роджеру в лоб. Он с трудом соображает, потому что все, что ему сейчас хочется, — это продолжить, но даже это кажется непосильной задачей, так сильно колотится сердце и кружится голова. Он просто стоит, пытается отдышаться и осознать очевидное, а именно: Роджер хочет его. Фредди покрывается мурашками от простого факта, который красноречиво упирается ему в бедро, он и сам возбужден до предела, и, скорее всего, Тейлор тоже прекрасно это ощущает.
— Что ты делаешь?.. — шепчет он наполовину онемевшими губами.
Это, конечно, тупой вопрос, да и не вопрос вовсе, просто Фредди на задворках своего сознания ощущает беспокойство, незаконченный разговор невидимой стеной разделяет их, и Фредди волнует, что же дальше будет с ними? Его сердце давно уже в руках Тейлора, потрепанное и склеенное тысячи раз, и сейчас, в общем-то, картина неизменна. Фредди снова ждет, что сердце будет разбито в который раз, эта привычка давно уже превратилась в уверенность, а уверенность мутировала в неизменную константу. Но, похоже, четко отлаженная программа дает сбой, когда Роджер отвечает:
— Целую придурка, который мне нравится, разве еще непонятно?.. — шепчет он в ответ, и у Фредди перехватывает дыхание.
Первые несколько секунд он просто молчит, потому что не знает, что сказать, и не может. Ему кажется, что у него пропал голос. Роджер тоже молчит и, похоже, не собирается отпускать его или говорить, что это была шутка. Его ладони перемещаются с затылка на шею сзади, не позволяя отстраниться, и Фред совершенно ясно чувствует в этом жесте нечто собственническое. Роджер заявляет на него свои права, и Фредди кажется, он сейчас разорвется на части от переполняющих его эмоций, лопнет как пузырь, раздутый до невероятных размеров. Это было бы его спасением, но, к сожалению, он не пузырь, а чувства, разрывающие его, реальны, они рвутся наружу и вытекают из глаз вымученными слезами, потому что больше, в общем-то, Фредди ни на что сейчас не способен.
— Эй, Фредди, ты чего? — Роджер осторожно берет его лицо в ладони и вытирает слезы большими пальцами, но те бегут снова нескончаемым потоком. Фредди настолько трогательный сейчас, с этим красным носом и горестно сложенными губами, что у Роджера больно щемит в груди от нежности, охватывающей его. Он не понимает, отчего конкретно тот плачет, но очевидно, что это его вина. Он довел Фредди до слез, и это реально пугает.
Фредди плачет от счастья и облегчения, приправленных приятной толикой боли, которая отступает дальше и дальше с каждой секундой. Лишь бы только Роджер не отстранился и не ляпнул какую-нибудь хрень, которая снова все разрушит. Фредди хочет слышать те слова еще раз и как можно чаще и в разных интерпретациях, поэтому просит:
— Повтори, кого ты целуешь.
Он открывает глаза и смотрит на испуганного, взволнованного Роджера, и его сердце так же испуганно екает: вдруг Роджер откажется или скажет совсем другое, не то, что Фредди хочет услышать?..
Роджеру на самом деле страшно повторять, потому что если это именно то, что заставляет Фредди пускать слезы из глаз, то он бы поостерегся, но у Фреда такой вид, что он не может отказать ему. Кроме того, разве можно отказать человеку, который жаждет слышать слова признания, которые Роджер с таким трудом пытался произнести почти два дня?
— Одного придурка, — повторяет Роджер, и на губах его появляется слабая улыбка, — который мне сильно нравится.
1984
Роджер не знает, зачем затеял всё это, возможно, где-то в глубине души ему действительно нравятся все эти женские штучки, и он достаточно мужественен, чтобы это признать, но этот клип — полнейшее безумие. Он хотел разбавить гнетущую обстановку в группе, немного посмеяться, но на Фредди кожаная обтягивающая юбка и чулки, идеально облегающие длинные ноги, Фредди ни черта не похож на девчонку, в конце концов, Роджер ещё не встречал усатых девушек, но отчего-то его бросает в жар, а мысли то и дело сворачивают не в том направлении, Роджер не понимает, что с ним, и это ни хрена не смешно.
Впрочем, как и Фреду.
Роджера нередко путали с девушкой, что немудрено: этой миловидной, кукольной мордашке могла бы позавидовать любая девчонка. Фредди знает, об этом лице можно слагать поэмы: большие аквамариновые глаза в обрамлении пушистых длинных ресниц, тонкие ровно очерченные губы, целовать которые хочется до помутнения рассудка, улыбка, ясная, как редкие солнечные дни Лондона, и ямочки на щеках, к которым так и тянет прикоснуться пальцами. Фредди хранит каждую фотографию, что удавалось украдкой запечатлеть на бегу или ещё в те давние годы, когда Роджер принадлежал лишь ему, по крайней мере хотелось верить в это. Ему жаль, что сейчас под рукой нет фотоаппарата, потому что Роджер словно воплощение всех порочных грехов и ангел во плоти одновременно. Страсть смешивается с нежностью, и Фредди не знает, чего хочет больше — задрать эту чёртову юбку и закинуть себе на плечи эти волшебные, гладко выбритые ноги или же кричать о своей безграничной, неумирающей любви, падая на колени и умоляя чёртового Тейлора подарить ему хотя бы один-единственный поцелуй.