— Спасибо, — шепчет он куда-то в потолок.
Он понятия не имеет, кого благодарит: он давно не верит в Бога и от корпорации не ждет ничего хорошего. Но, может быть, он страдал не зря? Он не знает, смог бы хоть когда-нибудь понять, как на самом деле дорог ему Фредди, если бы не эта трагедия в их жизнях? Роджер не знает ответа на этот вопрос, но прямо сейчас он рад, что достаточно вырос за эти годы, чтобы разобраться в себе и принять себя без лишних терзаний и оговорок.
Четыре часа за занятиями пролетают на удивление быстро, Фредди хочет поскорей избавиться от надоедливых лекций, а потому запоминает всё в ускоренном режиме, он правда старается. Время близится к пяти вечера, когда Роджер выходит из комнаты. На нём нет ничего кроме свободных штанов, которые он достал из гардероба Фредди. Он шлёпает босыми ногами по полу и широко зевает, заправляя за ухо выбившуюся из неаккуратного хвоста прядь. Фредди останавливает воспроизведение урока и выходит из голограммы.
— Кофе хочешь? — спрашивает Роджер, окидывая лежащего на диване Фредди быстрым взглядом. — Мы ничего не жрали с самого утра.
Фредди буквально облизывает его взглядом в ответ и с сожалением вздыхает. Он перекусил пару часов назад, но этого мало, и голод совершенно другого рода сжигает его изнутри.
— Ты вообще учишь? — спрашивает он, так как Роджер выглядит сонным и совершенно не сосредоточенным.
— Конечно, как раз сейчас слушал лекцию по географии нового мира, — воодушевлённо кивает Роджер, ему до одури хочется забраться на диван и хотя бы просто полежать в объятиях Фредди. Он совсем не может думать об учёбе, и сосредоточиться невероятно тяжело.
Дилайла устраивается поудобней у Фредди под боком, и Роджер даже не думал, что когда-нибудь будет завидовать кошке.
— Можно к тебе? — спрашивает он с самым жалостливым выражением лица.
Фредди тяжело вздыхает и закусывает нижнюю губу, словно решая серьёзную математическую задачу, а на самом деле он просто борется с собой, ведь правильнее будет сказать «нет», однако он не в состоянии этого сделать. Не сегодня.
— Пожа-а-алуйста, — тянет Роджер, и Фред сдаётся, потому что и сам чувствует острую необходимость держать того поближе.
Он молча раскрывает свои объятия, и Роджер буквально запрыгивает на диван, нагло спихивая Дилайлу на пол и растекаясь вдоль тела Фредди как патока, обвивая его своими длинными руками и ногами. Фред улыбается, целует его в макушку и распускает волосы, привычно запуская пальцы в лохматые пряди. Роджер довольно стонет, и у Фредди все переворачивается внутри. Ни о какой учебе больше не может идти и речи.
— Нам осталось всего двадцать минут, — говорит он беспомощно. — И Хокенс тут… Ждет.
— Давай перенесем эти двадцать минут на потом? — просит Роджер, поглаживая и целуя его грудь.
У Фредди нет никакой возможности отказать, и он просто прерывает связь с Хокенсом, включая режим «не беспокоить».
— Через полтора часа у нас вождение, — говорит он слабым голосом, тыкаясь носом в блондинистые шелковые волосы.
— Этого вполне достаточно, — шепчет Роджер, вбирая в рот сосок Фредди и запуская руку под резинку его штанов. Тот возбужден, и ладонь почти обжигает — настолько он горячий.
Фредди тяжело выдыхает и разводит ноги, позволяя Роджеру ласкать себя. Тонкие пальцы просто волшебные, они ласково, но твердо проезжаются по всей длине его члена, мнут головку, выдавливая предэякулят и обхватывают плотным кольцом, пока большой палец мягко массирует дырочку уретры. От таких ласк Фредди весь дрожит и растекается по дивану — Роджер прекрасно знает что делает.
Роджер спускается ниже, обхватывая уже поджавшиеся яички, оглаживает их, сжимает, оттягивает, выбивая из Фредди последнее дыхание и тихие сладкие стоны. Тот выгибается навстречу умелым ласкам, и у него как в первый раз захватывает дух, стоит Роджеру прикоснуться к его анусу. Роджер проникает внутрь довольно легко — смазанные предэякулятом и легкой толикой пота, его длинные пальцы скользят почти беспрепятственно, не слишком гладко, но и не слишком тяжело. Идеально.
Фредди закрывает глаза и отдается неспешным и несмелым, но таким желанным ласкам. Роджер без проблем определяет, как ему нравится больше, музыкальным слухом безукоризненно улавливая любые едва заметные изменения в стонах.
— Да, вот здесь! — восклицает Фредди, когда Роджер достает и оглаживает нужное место. Ему хочется больше и глубже, он словно превращается в нечто ненасытное, раздвигая ноги шире и подаваясь вперед, самостоятельно насаживаясь на тонкие сильные пальцы. С его губ срывается стон блаженства, который Роджер ловит своим ртом, легко касаясь чужого.
— Не будь такой пошлой, детка, — шепчет он, обдавая его лицо своим дыханием.
Голос Роджера напряжен, как и он сам, и когда Фредди открывает глаза, у него в очередной раз захватывает дух: Роджер смотрит на него так, как смотрел до этого только в мечтах. Впрочем, Фредди не уверен, что ему это не чудится, потому что зрение, как и разум, подводят его, каждое движение пальцев уносит все дальше и дальше от реальности, Роджер, похоже, освоился и теперь точно знает, как и что надо делать, чтобы свести его с ума. Когда он добавляет третий палец, Фредди перестает видеть что-либо вообще и кончает в штаны неожиданно даже для самого себя.
Он не может пошевелиться, в ушах звенит, а сердце колотится как бешеное. Роджер целует его шею, слизывает пот, спускается ниже, засовывает кончик языка в пупок, словно проверяя на вкус, потом приспускает резинку штанов, оголяя испачканный живот. Фредди наблюдает за ним сквозь ресницы, смотрит, как тот несмело пробует его сперму, облизывается, потом пробует еще раз, слизывает больше, цепляя тонкие волоски в рот, отплевывается и раздраженно вздыхает:
— Фредди, ты кот, — говорит он и смотрит, а в глазах — смех, и они такие яркие и невероятные, и сам Роджер такой же невероятный, почти нереальный, что у Фредди снова выступают слезы. Он, конечно же, не плачет, это было бы чересчур — плакать от счастья второй раз за день, он прячет взгляд за ресницами и легко улыбается уголками губ.
— Кошара, — подумав, добавляет Роджер, невероятно довольный своей шуткой.
— Я тебе дам — кошара, — пытается быть строгим Фредди, но на самом деле он скорее сейчас котенок, потому что так же слаб. Однако он не намерен отпускать Роджера просто так, ведь тот прижимается к его ноге и Фредди чувствует его возбуждение. Он спускается с дивана на пол, встает на колени и тянет Роджера за ноги, притягивая к себе, а после разводит его ноги, устраиваясь между ними. Штаны на Роджере совсем тонкие, шелковая ткань ничего не скрывает, облегая в нужных местах, и Фредди на миг залипает на проступившем мокром пятнышке. Словно загипнотизированный, он наклоняется и втягивает ткань в рот. Через шелк губы обжигает жар, и Роджер блаженно охает, подкидывая бедра вверх.
Фредди хватает его за колени, не позволяя дергаться, и тыкается носом в возбужденную плоть, глубоко вдыхая запах ткани и Роджера, трется щекой, ощущая обтянутые шелком напряженные яички и нежную твердость члена, целует, покусывает и снова трется, довольно грубо, с напором, ощущая, как Роджер дергается в его руках и охает от удовольствия. Тейлор обозвал его котом, и Фредди намерен исполнять эту роль как можно дольше, чтобы проучить наглеца.
Штаны быстро пропитываются слюной, когда Фредди поочередно всасывает его яички в рот прямо вместе с тканью. Он урчит, вернее, скорее мычит, ведь он же на самом деле не кот, и поднимает взгляд на Роджера, глядя, как тот откидывает голову на диванные подушки и закатывает глаза. Фредди надо лишь немного поднажать, чтобы довести его до пика, и он старательно ласкает поджавшиеся шарики ртом и языком.
Роджер шепчет что-то невразумительное, дергает его за волосы — совершенно несдержанный мальчишка — пошло ругается, так, что хочется заткнуть ему рот, сует руки себе в штаны и кончает, сделав пару движений. Фред отстраняется и смотрит на дело рук своих. Вернее рта. Лохматый и раскрасневшийся Роджер тяжело дышит, и глаза его горят необычным светом, впервые за всю жизнь Фредди видит его настолько счастливым и удовлетворенным.