Зато, как мы знаем, множество руководителей после Брежнева, ответственных и не очень, начинали свой путь в политике именно с борьбы с привилегиями, сделали себе на этом весьма неплохую карьеру, и затем благополучно о своих обещаниях забыли.
«Форос» в переводе с греческого означает «порыв». Видимо, имеется в виду сильный, неприятный ветер, который здесь дует чуть ли не круглый год, за исключением, может быть, двух-трех летних месяцев. Земля — голые скалы. Вокруг везде строили, а тут — нет… Наверное, люди чувствовали сопротивление Гения местности — некоего мистического существа, что-то вроде греческого бога Пана, олицетворяющего собой Природное Начало…
«Ну ладно, дача в Ливадии оказалась вдруг не по вкусу. Но ведь в Крыму столько прекрасных готовых дач…… С разочарованием и накапливающимся раздражением все ожидали развития событий: что там происходит на самом деле и чем все кончится. Первый демократ страны!..» — пишет далее Медведев. Он так описывает дачу:
«Храм вырос на диво… Весь вид крыши — легкий, воздушный. На третьем этаже — кабинет, спальни Михаила Сергеевича и Раисы Максимовны, столовая человек на двенадцать.
Выход на балкон — к морю, где хозяева обычно пили чай. Другой балкон был обращен к горам, перед ним располагалось что-то вроде холла или комнаты отдыха, где стояла мраморная скульптура нагой женщины, очень красивой, такой красивой, что Раиса Максимовна распорядилась ее убрать. Как раз в этом холле на диване и сидели прибывшие гэкачеписты в ожидании, когда хозяин их примет.
Здесь — еще одна спальная комната, которую переоборудовали затем в массажный кабинет.
…Вокруг — красивый километровый терренкур, уютные дорожки аллей, посыпанные мелкой галькой, приятный можжевеловый запах, особенно когда воздух прогреется солнцем.
…Сколько вбухали народных денег — непостижимо. В остальные, несезонные месяцы задували пронизывающие ветры с ливнями, дождями. Привозную землю вместе с деревьями смывало со скалистого грунта. К очередному приезду хозяев снова завозили драгоценную землю с редким можжевельником и дубами, снова крепили к скалам, как декорацию на сцене.
Ливневые ветры задували под ажурную, легкую крышу, дождь попадал на чердак, стекал по перекрытиям на потолок, оставляя черные протеки. К новому сезону все приводили в порядок.
…Дача выглядела не просто красиво, а как-то даже торжественно. При всей внешней сдержанности и Михаил Сергеевич, и Раиса Максимовна сказали:
— Да, очень красиво. Постарались.
— Постарались, да, — подтвердил начальник местной «девятки». — Одной земли сколько уложили.
Часы показывали начало пятого. Хозяева отправились переодеваться. Раиса Максимовна предложила сопровождавшим:
— Помойте руки, приходите — посидим.
Но сопровождающим президента и его семью в окружении этой роскоши стало не по себе: «Это было что-то вроде полдника-новоселья. В принципе, и во времена Брежнева отмечался каждый приезд на отдых, это стало традицией. Прежде бывало и уютно, и весело. На этот раз посидели за столом минут двадцать, от силы тридцать.
Я знаю, видел все государственные дачи всех генеральных секретарей за время советской власти. Форосская — вне конкуренции.
Все это происходило в разваливающейся, стремительно нищающей стране…»
Отдых президента планировался кратковременным — вскоре, в 20-х числах, его ожидала масса самых важных и неотложных дел. В том числе и подписание Союзного договора.
И М.С., и Р.М. наслаждались отдыхом и общением друг с другом и с семьей. Ему хорошо работалось: он заканчивал одну из своих статей. Раиса Максимовна тоже была «при деле»: 17 августа ей прислали из Москвы сигнальный экземпляр ее книги «Я надеюсь…»
Но 18 августа Горбачев сделал свое первое заявление (их будет несколько в последующие дни). Пока — только для семьи. Цитируем по книге Горбачева «Августовский путч»: «Поднимаю телефонную трубку — одну, другую, третью… Все телефоны отключены. Даже красный…» — сказал я сперва супруге. Потом и детям. Для меня ясно: речь идет об очень серьезном. Не исключаю попытки шантажа или ареста, или чего-то другого. В общем, все что угодно может быть.
— Вы должны знать, ни на какой шантаж, ни на какие угрозы, ни на какое давление не поддамся и от своих позиций не отступлю.
Но нельзя исключить, что за этим и в отношении к членам семьи могут быть приняты самые жесткие действия…
Вся семья высказалась за то, что должно быть моим решением: они готовы до конца разделить со мной все, что будет».