Кто-то схватил его за локоть, потащил…
Рудольф не сопротивлялся до самого балкона. Там внезапный доброжелатель его усадил на какую-то софу и принялся обмахивать платком. Дышать стало немного легче. В груди затеплилась слабая надежда на то, что это – шутка! Да-да, шутка Совета Правления. А как иначе?
-Как…- прошептал Рудольф. На большее его пока не хватало. Лихорадка завладела его телом.
-Ну как же вы! Как же… - сокрушался добряк Эжон. – Что же вы так нервно!
-Списали! – прошелестел Рудольф, всё ещё не понимая произошедшего.
-Как всех. – Эжон с подозрением глянул на страдальца. – Вы чего?
-Но меня! Меня?! – бешенство пришло на смену растерянности. – и когда? На пороге войны!
-Да, - согласился Эжон. – Ваша работа закончена. Мирный договор долго еще не понадобится.
Бешенство схлынуло. Рудольф, совершенно ослабевший, недоумевающий, нелепый в своей праздничной торжественной мантии, уставился на Эжона во все глаза.
***
-А вы что хотели-то? – удивлялся сам с собою Эжон, понимая, что Рудольф ему не ответит. – Процветание, это, конечно, хорошо. Но оно не может быть вечным. Только в тяжбе и в беде достигается новый уровень развития.
-Но будет война… - упорствовал Рудольф. – Будет…
-Конечно! Она встряхнёт сонный Идрин. Она пополнит казну. Мы взбодрим население!
Рудольф молчал. Его мутило, в горле что-то застыло, что-то несказанное, невыкрикнутое, уже не имеющее никакого значения.
-Нет, - успокаивающе отметил Эжон, - сначала никто не желал войны. Но потом мы поняли, что слишком уж…застоялся наш рай. Да, жаль людей, ресурсов жаль, но для будущего! Эх. Знаешь, как говорят? Тяжёлые времена порождают силу, сила приводит к расцвету, расцвет приводит к слабости, а слабость порождает тяжёлые времена. Если бы ты, Рудольф, хоть раз вышел на улицы, ты бы увидел, какая пустота в глазах наших жителей. Если бы оторвался от шпионов и посмотрел бы на то, как мы живём, то понял бы, как мы смешны в своей идеальности и как мы бессильны. Между нами расслоение, между нами пропасть и пустота. Что толку от поэмок и памфлетов, когда они выточены по заказу? Какой прок от норм и рамок, если кроме них нет жизни?
Рудольф взглянул в лицо Эжону:
-Ненавижу. Всех вас ненавижу. Циники и подлецы!
-Как и ты, - подмигнул Эжон, - не ты ли пытался сам развязать войну? И не для народа и не для будущего. Себе одному и для себя одного.
Упрёк был справедливым. Рудольф поднялся с усилием (ткань мантии оказалась слишком уж тяжела при длительной носке), подошёл к перилам, взглянул на простирающийся перед ним райский край.
-Завтра тебе не о чем будет сожалеть, - подбодрил Эжон. – Да и вообще – ты всё сделал, молодец. Идрин не забудет тебя. Твои заслуги будут не поняты многими, но мы будем их знать. Ну, пока не придут и наши сроки…
Эжон хлопнул Рудольфа по плечу, вроде бы дружески, а всё-таки болезненно, но Рудольф без писка перенес это. Он смотрел вперёд и не мог наглядеться. Отсюда, с балконной высоты, он мог видеть далеко. Уходили вдаль и леса, и поля, вечно плодородные и наполненные медовыми цветами, и блестела где-то речка. Идрин, любимый и ненавистный Рудольфу, прощался с одним из бесполезных теперь людей, напоследок раскрываясь в своей ужасной затхлой и недвижимой красоте.
-Ненавижу…- с облегчением выдохнул Рудольф и прикрыл глаза, которые слезились от солнечного света. Слишком яркого и мертвенного. но, по крайней мере, у него была возможность спрятать свои такие же бесполезные, как и он сам, слёзы.
Конец