Так что доминирующим чувством Чантрелла в тот вечер было ожидание встречи с Хилари и успешной демонстрации его модели ракеты. Предчувствие беды пришло позже, как он рассказывал сержанту Келло из полиции Пасадены.
Слишком большие ожидания неизбежно влекут за собой резкий крах, и это, быть может, лишь педантичный способ перефразировать идею песни, которую я сочинял вплоть до жуткого разочарования. Разочарование Чантрелла было двойным: ему так и не удалось поговорить с Хилари наедине, и, похоже, никому не было дела до его прекрасной ракеты. Всё превращалось в очередную вечеринку, а её хозяин начинал сожалеть, что Уимпол уговорил его подать спиртное, раздражающий элемент, обычно никогда не входивший в его жизнь.
Там были, конечно, некоторые из его личных друзей: несколько преподавателей из института, где он, по-видимому, лучше ладил с представителями кафедр английского языка и математики, чем с собственными коллегами. Были некоторые из взращиваемых им фантастов: Энсон Макдональд и Остин Картер, и тот многообещающий новичок Мэтт Дункан, и Энтони Баучер, и жёны некоторых из них, и Джо Хендерсон, неизбежно явившийся без жены.
Обычно это были сговорчивые гости, слушавшие с полным интересом и время от времени высказывавшие собственные вдохновляющие идеи. Чантрелл имел обыкновение утверждать, что компания писателей-фантастов бесценна для учёного; они — пророки будущего, как Верн и Фоулкс были пророками наших дней. Лишь изредка он признавался сам себе, что наслаждался их компанией, потому что они принимали его неортодоксальные взгляды на пограничные области науки куда более учтиво, чем коллеги по лаборатории.
Но в этот день оказались невосприимчивы даже они. Было слишком много иных. Там был Хилари Фоулкс, явление которого с женой и кузиной придало ему вид властелина во главе кортежа, обзаведшегося собственным двором как можно ближе к собственному удобно разместившемуся в кресле пухлому телу, порождая анекдоты о своём Бессмертном Отце и собственном предопределённом свыше спасением от смерти.
Там была Вероника Фоулкс, бродившая кругом в попытках начать интимный разговор с каждым свободным мужчиной. Да, даже с Чантреллом, хотя женщины интересовали его не больше спиртного, а туманная глупость её эгоцентрического мистицизма вызвала у него отвращение; ибо его ум, при всей эксцентричности, был строго логичен.
Там был агент Фин. Он был вполне ненавязчив, если не считать его бесплодных попыток поговорить наедине с Хилари Фоулксом и явного ручного управления Вэнсом Уимполом; но Хьюго Чантреллу не нравилось присутствие, даже существование агентов как таковое. Они напоминали ему, что писатели (даже, или, быть может, особенно, авторы научной фантастики) трудятся ради денег, тогда как он предпочитал думать о них как о свободных душах, столь же запредельно независимых, как, благодаря удачному замужеству бабушки, он сам.
Там были два человека, которых он, по смутному припоминанию, встречал однажды у Картеров, но не мог их точно определить. Человек по фамилии Маршалл как будто никуда не вписывался. Пятиминутный разговор показал ему, что тот не учёный и не научный фантаст; а его костюм, хотя и достаточно хороший и должным образом отутюженный, явно доказывал, что владелец его не принадлежит к кругам, в которых вращался Фоулкс. И всё же он казался неким странным образом тесно связанным с Фоулксами, почти не спуская зорких глаз с Хилари даже ради своей же привлекательной жены.
Там был странный человечек, которого звали Транчон, или Рантл, или как-то ещё столь же нелепо. Чантрелл решил, что это фанат; Остин Картер часто приводил таких. В какой-то момент ему стало жаль этого одинокого человечка, и он подошёл к нему просветить его некоторыми подробностями устройства почти забытой уже всеми ракеты. Но в тот же момент подошёл Вэнс Уимпол, и глаза Трандла при появлении Автора вспыхнули истинно фанатским блеском.
Уимпол, само собой, был повсюду. Он возился в баре, травил байки, с самым интимным шармом представлял друг другу людей, с которыми сам познакомился пять минут назад; он пробивал дамбу, выстроенную вокруг себя Хилари, докучал своей сестре, порой флиртовал со своей кузиной, которая, по-видимому, была его невестой, — словом, он уже превратил серьёзное собрание увлечённых наукой чудаков в первостатейный бардак.
Если экстрасенсорное восприятие Хьюго Чантрелла (или память о прежних своих рассуждениях про серийно-временное существование; он ещё не определился окончательно) и было столь острым, как ему позже казалось, то у него действительно могли возникнуть предчувствия.