Снаружи над пустошью догорала вечерняя заря: небо на закате ещё золотилось нежным румянцем, а с восхода уже наползала тёмная, душная ночь. Ввалившись к себе, Джу упала на кушетку, носом в тюфяк, и провалилась в глухой сон без сновидений.
Разбудил её лёгкий шорох в коридоре.
— Кто тут? — сипло, с трудом проговорила Джу.
Тень, загородившая вход, отозвалась голосом Таллиса:
— Малышка! Что случилось?
Джу сперва удивилась, а потом, осознав, что воздух вокруг неё пропитан трупной вонью, ответила:
— Ах, это? Компост.
Таллис сунулся было к ней в каморку, но сразу же засмеялся и выскочил назад, в коридор, зажимая пальцами нос.
— Да я уж понял, что не кангаррские фиалки! Фу, нет, это выше моих сил…
И Джу услышала его быстро удаляющиеся шаги.
Утром Джу истратила на себя всю воду в общей купальне, но Виелин всё равно выгнал её из столовой, велев приходить завтракать попозже, после всех. Когда она, наконец, дождалась своей очереди и снова заглянула в кухню, он потянул носом в её сторону, недовольно поморщился и сказал:
— Знаешь, душа моя, находиться с тобой в одном помещении совершенно невозможно. Пойдём-ка на пристань: позавтракаешь там, а потом займёмся стиркой. Заодно ты хоть немного проветришься на вольном ветерке.
Джу опасалась, что ей предстоит провести пол дня, стоя кверху задом над корытом, как делали человеческие тётки, за которыми она иногда наблюдала в лесу. Но ракшасий способ стирки оказался и легче, и значительно веселее. Пока Виелин таскал из прачечной корзины с грязным бельём, Джу наполнила огромное корыто, служившее во время очищения водопоем лагерю лынелей. Виелин высыпал в воду какой-то порошок, потом туда же отправил содержимое одной из корзин, и напоследок, подвязав вокруг пояса полы плаща, залез в корыто сам и протянул руку Джу. Та, не слишком понимая, что от неё требуется, тоже запрыгнула в водопойник и оказалась по колено в ароматной пене.
Виелин взял Джу за руки и с улыбкой спросил:
— Танцевать умеешь? А ну-ка, давай польку-ракшу:
Раз пришёл дружок к ракшице,
Молод и собой хорош.
Чтобы в танце покружиться,
Лучше парня не найдёшь…
Виелин недолго составлял Джу компанию. Вскоре он заявил, что у него ноют кости, и уселся на бортик отдыхать. Джу продолжила топтать бельё, а Виелин, свесив ноги за край корыта, задумчиво смотрел в затянутую знойной дымкой пустошь. Вдруг он откинул капюшон плаща и растрепал по ветру седые волосы.
— Ты что делаешь? — воскликнула Джу. — Сила утекает, так ведь и умереть можно!
Виелин хитро покосился на неё и спросил:
— Правда? Ты всерьёз полагаешь, что в моём возрасте это вероятно?
Джу прыснула в кулак, выпустив в воздух целую гроздь радужных пузырей, а потом спросила:
— Виелин, а сколько тебе на самом деле?
— Семьдесят два круга силы.*
— Ого!
— Ага. Я помню Грида молодым и весёлым, а Риская с Эрданом — живыми.
— Значит, ты и войну с Тормом помнишь?
— Да уж, такое захочешь — не забудешь. До неё всё было совсем иначе. Вот здесь, прямо от наших ворот, начиналось огромное озеро, Виелина. Его дальний берег выходил аж к Занорью, а на ближнем стоял лес Ровеньон. Это уже после войны началось форменное безобразие: обе стороны лишились своих предводителей, пошли ссоры и беспорядки, этлы Торма разделились на два недружественных дома, а дети Риская и вовсе передрались между собой и долго жили, кто во что горазд… Я в ту пору не принадлежал ни к одной из враждующих сторон, но мне постоянно доставалось то от одних, то от других. Поневоле пришлось выбирать, кого держаться.
— Так ты — этл?
— Был когда-то. А что тебя удивляет? Рискай ведь тоже был этлом. Сначала все были этлами. Рискай первый задумал научиться накапливать силу и сдерживать её потоки, он же начал опыты со смолкой. Цель-то изначально была хорошая: он стремился уравнять в силе уделы своих детей, чтобы между ними не возникало обид. Кто знал тогда, что это — тупик… Видишь, что стало с моим озером? Его нет, вода ушла в подземные пещеры, и с каждым кругом её всё труднее звать. Но всё же в хлябь у меня ещё зацветают тюльпаны. Они пока спят, но живы и ждут только знака, чтобы проснуться. Слышишь их дыхание под песком? Ты любишь тюльпаны, Джу?