Очень скоро ей удалось уговорить Ральфа пойти в мюзик-холл, а затем в танцевальный клуб. Яркий свет, музыка, многолюдье отвлекли и развлекли женщину. Однако стоило им выйти на улицу, как знакомая уже тревога пронзила все ее тело и стеснила грудь. Шум мотора, игра света и теней внутри машины, спина шофера живо напомнили Вирджинии ее злополучное возвращение с Рэйчел, когда та рассказывала о…
Когда они уже входили в дом, Ральф заметил бледность Вирджинии.
— Теперь ты видишь, что такие вечера тебя утомляют? — мягко спросил он.
— Это не от этого… Я тебя уверяю… Я тебе все расскажу…
Сказав наконец «а», Вирджиния почувствовала избавление. В одну секунду она решила полностью довериться мужу, чтобы раз и навсегда покончить со своими страхами. У него был некоторый опыт до того, как они стали мужем и женой. Быть может, он сумеет объяснить это дьявольское наваждение, что охватило ее сегодня. Объяснить и успокоить.
Но только ли надежда на успокоение, на избавление от приступа, который вновь зарождался в ней, подтолкнули Вирджинию к такому решению? Или ее влекло что-то другое, едва заметное, но чрезвычайно тревожное и могущественное? Из-за нежелания отдавать себе в этом отчет Вирджиния заговорила тотчас же, как только захлопнулась входная дверь:
— Меня взволновала одна история, о которой по большому секрету рассказала Рэйчел. Одна из ее приятельниц, Синтия, ты ее не знаешь, часто… ходит… в публичный дом!
Ральфа удивила нервозность, с которой она буквально выпалила последние слова.
— А потом? Что было потом, Вирджиния?
— Но… нет, это все.
— И это на тебя так подействовало?! Давай-ка побыстрей присядем.
Разговор происходил в передней. Ральф отвел жену в свой кабинет, и она как подкошенная упала на диван. Легкая дрожь пробегала по всему телу женщины и отнимала у нее последние силы, но не внимание.
Что же скажет Ральф? Она наконец разобралась в себе: ею владело не столько желание успокоиться, сколько непреодолимое любопытство. Она испытывала почти физиологическую потребность, сравнимую разве что с голодом, слушать об этих страшных вещах.
— Отвечай, отвечай же! — взмолилась она со странной горячностью.
— Но, моя радость, это ведь довольно распространенный случай. Желание роскоши, не более. Эта Синтия… Ее муж, конечно, мало зарабатывает? Да? Что же ты тогда хочешь! Она мечтает одеваться, как Рэйчел, как ты. Когда-то мне попадались такие женщины… в местах, о которых идет речь.
— И часто ты там бывал?
Ральфа покоробил тон вопроса, заданного Вирджинией. Он испуганно взял ее за руку и как можно спокойней, даже со смехом, произнес:
— Нет, конечно. Вот уж никогда не думал, что ты будешь ревновать меня к прошлому. Поверь, оно бывает у всех мужчин.
— Я вовсе не ревную. Мне просто интересно узнавать о тебе что-то новое. Продолжай, пожалуйста…
— Что ты хочешь, чтобы я рассказал? — удивился Ральф. — Про этих женщин? Я имею в виду таких, как Синтия… Или как там ее?.. Они ласковые, боязливые, покорные. Вот и все, моя дорогая. Больше мне сказать нечего. Впрочем, нет, еще одно. Знаешь, из всех удовольствий эти — самые грустные…
И вновь Вирджиния не могла понять, что с ней творится. Ее будто накрыло волной неведомых прежде ощущений. Она пила их, как обычную воду, но жажда никак не проходила. И когда волна схлынула, так падает в обморок наркоман, у которого отняли наркотик в момент укола. Конечно же, от объяснений Ральфа она ждала гораздо большего. Избавление не наступило, Ральф лишил ее такой возможности. Раздражение, о котором Вирджиния даже и предположить раньше не могла, стеной поднялось против мужа и заслонило все остальное. Злость рождалась где-то на кончиках пальцев и постепенно распространялась по всему телу, не щадя ни одного нерва, ни одной клетки. Наконец она спазмом перехватила горло и вступила в голову. Почти бессознательно Вирджиния прохрипела, не узнавая своего голоса:
— Рассказывай! Ну, рассказывай же!
Но заметив, что Ральф разглядывает ее широко вытаращенными глазами, тут же закричала:
— Нет! Замолчи! Хватит!.. Ни слова… Я больше не могу… Нужно было бы запретить… Ральф, Ральф, ты ничего не знаешь!..
Крик перешел в шепот, а шепот в рыдания.
— Вирджиния! Дорогая! Моя малышка!..
Сам чуть было не заплакавший, Ральф ласкал ее лицо, волосы, плечи с все возрастающим чувством беспокойства. Вирджиния цеплялась за эти ласки, будто они могли спасти ее от кошмарных преследований. Когда она поднимала глаза, Ральф как будто видел рядом с собой невинного, но почему-то затравленного ребенка. Наконец среди невнятных жалоб и стонов он смог различить нечто связное: