Когда меня послали в частную школу, а мне было только одиннадцать лет, мальчики окунали меня в плавательный бассейн до тех пор, пока я не вставал на стол и не читал громко все молитвы, какие я знаю, или названия лекарств, которые изобретал мой дядя. Я делал это, а потом, — Ральф сжал кулаки, — я испугался и чуть не утонул, и от меня отвернулся весь мир. А потом я пошел в колледж, сокурсники пытались делать то же самое, но я устоял. — Ральф горько усмехнулся. — Они не смогли заставить меня делать это. Но они могли и сделали мою жизнь несчастной, никчемной. Четыре года в колледже показались мне кошмаром. Знаешь, а может быть, ты и не знаешь, какими бессердечными скотами становятся мальчишки, когда у них появляется такая жертва, как я. У меня были друзья, но всегда существовал барьер между мною и людьми, которые мне нравились. Случалось, что ребята хотели подружиться с потомком рода де Брикассаров, но они не нравились мне. Но один друг у меня все-таки был, я думал, что был. Умный, начитанный мальчик, немного писатель. Это и связывало нас. У меня было тайное влечение к этой деятельности. Парень был старше меня, я равнялся на него, поклонялся ему. Целый год я был почти что счастливым. А потом в рукописном журнале колледжа вышел пародийный скетч, язвительный рисунок, издевающийся над моими родственниками, в основном над тем, кто занимался лекарствами. Имена, конечно, были изменены, но все знали, что изображено и кто имеется в виду. Рисунок был остроумным, это без сомнений. Весь колледж сотрясался от смеха. Я выяснил, что сделал этот рисунок он.
— А ты уверен? — Печальные глаза Вирджинии вспыхнули негодованием.
— Да. Он признался мне, когда я его спросил. Сказал, что хорошая идея всегда была для него более ценна, чем друг. Это разрушило многие мои идеалы и иллюзии, и это было самым печальным во всей этой истории. После этого случая я стал молодым мизантропом. Мне не хотелось ни с кем дружить. А потом… через год после выпуска из колледжа я встретил Мэй Уэйтерс.
Вирджиния вздрогнула. Ральф полностью находился в своем прошлом и не заметил этого.
— Отец рассказывал тебе об этой женщине, я думаю. Она была очень красива. Я любил ее. Да, я любил эту женщину. Я не хочу отрицать этого сейчас или умалять свое прежнее чувство. Это была первая романтическая, страстная, но печальная любовь мальчика, но она была. Мне казалось, Мэй тоже любила меня. Я был настолько глуп, что поверил этому. Я был безумно счастлив, когда Мэй пообещала выйти за меня замуж. Мои родственники тоже поверили в эту любовь и больше не предлагали мне посвятить себя церкви. Это длилось несколько месяцев. А потом я понял, что она не любит меня. Я оказался случайным свидетелем одной сцены. Этого было достаточно. Результат наблюдения потряс меня. Ее подруга спросила, как Мэй может переваривать потомка чернорясников и весь этот церковный фон с аптечными ароматами.
— Его деньги покроют золотом все рясы и все аптечные запахи, — смеясь, сказала Мэй. — Мама посоветовала мне поймать этого парня, если смогу. Мы совсем на мели. Но подожди, я по запаху чувствую эту наживку, когда она приближается ко мне.
— Ах, Ральф! — вскричала Вирджиния, проникаясь жалостью к мужу. Она совсем забыла о себе, была полна сострадания к Ральфу и ярости к Мэй Уэйтерс. Как она могла так поступить?
— Ну, вот, — Ральф поднялся и снова начал измерять комнату шагами. — Это совсем подкосило меня. Полностью. Я покинул цивилизацию и отправился на Юкон. Два года я мотался по свету, по разным уголкам мира. Я достаточно зарабатывал на жизнь, мне не хотелось брать и цента из отцовских денег. А однажды утром я проснулся и понял, что Мэй больше меня не интересует. Она была кем-то, кого я знал в другом мире, вот и все. Но у меня уже не было никакого желания возвращаться к прежней жизни. Это было не для меня. Я был свободен и хотел сохранить эту свободу. Я приехал на Саурес, увидел остров Тома Гарднера. Годом раньше была опубликована первая моя книга, она имела успех, я получил немного денег в качестве гонорара. И купил мой остров. Но я по-прежнему держался в стороне от людей. Я никому не верил. Не было веры даже в такие понятия, как настоящая дружба, верная любовь. Все это существовало не для меня. Я привык кутить и веселиться по-дикому, так что обо мне все правильно говорили. А я еще и подогревал людские слухи в свой адрес «таинственными» поступками, которые люди трактовали каждый в свете своего мировосприятия.