Сглотнул, изобразив подавленность, что, впрочем, было не так уж трудно.
— Я скажу вам… Но не в машине.
Наступило короткое молчание, пока они соображали; в их планы не входило устраивать большой грохот с киданием камней; не стали возражать.
Гриин перегнулся вправо, к бардачку, открыл его и вынул револьвер. Моих знаний об огнестрельном оружии хватало, чтобы отличить револьвер от пистолета, и это был револьвер — оружие, главное достоинство которого в том, что никогда ничего не заедает.
Гриин обращался с ним скорее уважительно, чем фамильярно. Молча показал его мне, положил обратно в бардачок, оставив откидную дверцу открытой, чтобы орудие угрозы было перед глазами.
— Ну, выходи.
Вышли, и я позаботился о том, чтобы оказаться с той стороны, где море. Ярко светило солнце, а ветер здесь, на открытом берегу, дул гораздо сильнее. Он был просто пронизывающим. Тщательно причесанные волосы Вексфорда поднялись дыбом, лысина на макушке оголилась. Выражение лица у Бровастого стало еще более идиотским. Глаза Гриина были неотступны.
— Ну, — сказал Вексфорд грубо, стараясь перекричать грохот моря и свист ветра. — Где список?
И я рванул от них изо всех сил — к морю. Сунул правую руку под рубашку, дернул за повязку.
Они заорали, кинулись за мной, почти наступая на пятки.
Я выхватил список зарубежных покупателей из-под повязки, сделал рывок с листками в руке, размахнулся — и швырнул в воду. Странички разлетелись, но прибрежный ветер, бережно их подхватив, понес — как большие листья деревьев — в море.
Не останавливаясь у кромки, побежал дальше, прямо в холодную зеленую воду с торчащими из нее обломками скал, в белую пену волн. Поскользнулся, потом еще и еще. Оступаясь, падая и поднимаясь, двигался вперед. Не ожидал, что течение окажется таким сильным, камни такими острыми. Оказалось, убегал от одной смертельной опасности, чтобы попасть в лапы к другой. На секунду оглянулся. Вексфорд шагнул за мной в воду, но только для того, чтобы достать листок, упавший ближе других. Стоял, вглядываясь в намокшую бумагу, и вода пенилась вокруг его штанин.
Гриин, наклонившись, стоял у машины рядом с передним пассажирским сиденьем.
Бровастый застыл, раскрыв рот.
Я опять занялся проблемой выживания.
Берег, как всякий берег, постепенно понижался. С каждым шагом поток становился сильнее; он затягивал, толкал, вертел меня, как щепку. Волны доходили до бедер, удержаться на ногах было все труднее; падая, оказывался в ужасном положении, потому что черные острые, как иглы, камни, поджидали и над водой, и под водой. Рука, если потрогать камень, не скользила по нему — кожа прилипала и сдиралась. С одеждой — не лучше…
Левая рука по-прежнему была обмотана повязкой, приютившей другой список. Он находился там с самого дня скачек — предосторожность на случай, если жилье ограбят, как в Алис-Спрингсе. Промокшие повязки прилипали, как пиявки, рубашка — тоже. Мышцы ослабли, бездействие не пошло им на пользу.
Нога неловко, как-то сбоку, ступила на подводный камень, и я почувствовал — ободрал голень. Потерял равновесие, упал вперед. Попробовал помочь себе рукой, но не удалось. С размаху напоролся грудью на небольшую зазубренную верхушку, резко отдернул голову в сторону, чтобы спасти от удара нос… Камень рядом с моей скулой вдруг, словно взорвавшись, раскололся. Осколки брызнули в лицо. Какое-то мгновение ничего не мог понять. Обернулся, посмотрел на берег…
Там стоял Гриин, целясь из револьвера. Он стрелял наверняка.
15
Тридцать-тридцать пять ярдов — для револьвера большое расстояние. Я видел его поникшие усы, развевавшиеся на ветру волосы. Видел глаза, напряженную фигуру. Стоял, широко расставив ноги, целился, держа оружие обеими руками.
Не мог слышать звука выстрелов. Не мог видеть, как он спускает курок. Но увидел, как резко дергаются его руки при отдаче. И понял, что глупо стать для него неподвижной мишенью. Если честно, здорово испугался. Ему, видно, казалось, что я близко. Конечно, нисколько не сомневался, что попадет; но слишком уж нежно он обращался в машине с оружием, и это наводило на мысль о его неопытности.
Повернулся, оступился… Меня снесло вперед на пару ярдов. Продвигаться становилось все труднее. Непрерывная борьба с волнами и камнями. Все это должно было кончиться. Должно. Споткнулся, упал на зазубренный камень, глубоко поранил предплечье. Какая-то порция жизни вытекла из меня хорошей красной струйкой. Господи, подумал я, наверное, весь в крови.
Большая часть прибрежных камней теперь находилась под водой. Справа — гряда большущих зубастых скал, сбегавших с берега чудовищным волнорезом. Поначалу старался держаться от них подальше, потому что волны там еще сильнее. Но это единственное укрытие в пределах видимости. Спотыкаясь, приблизился к скалам — течение помогло. Оглянулся на Гриина. Перезаряжал револьвер. Вексфорд рядом с ним чуть не прыгал от нетерпения. Бровастый не выказывал никакого намерения преследовать меня — вероятно, не умел плавать.
Гриин снова поднял револьвер, направив в мою сторону. Встал, покачиваясь под ударами волн. Вся верхняя часть моего туловища была на виду. Смотрел, как целится, вытянул обе руки. Подумал, что нужно быть отличным стрелком, чтобы попасть из такого револьвера, с такого расстояния и на ветру.
Дуло смотрело прямо на меня. Увидел рывок. На какую-то жуткую долю секунды решил, что он попал, но не почувствовал дуновения смерти. Отбросив правую руку в сторону и вверх, застыл перед ним на секунду, дав увидеть, что вся рубашка спереди пунцовая от крови. Потом артистично крутанулся и упал в воду. Лицом вперед. Молил Бога, чтобы Гриин поверил, что убил.
Море было не лучше пуль. Только невероятный страх удержал меня в воде. Волны несли к высоченным зубцам волнореза, и я отчаянно старался справиться с ними. Но нужно сделать так, чтобы борьба с волнами была не слишком заметна. Если Вексфорд и Гриин увидят, как колочусь, весь спектакль окажется напрасным.
Благодаря стараниям, да и везению тоже, оказался в клиновидной расщелине между камнями. Отсюда не было видно берега. Согнув колени, нашел хорошую опору для ног — хорошую, но все равно ненадежную, поскольку море все время старалось смыть меня обратно. Каждая волна стремилась вытолкнуть ногу из ниши, в которой та находилась. Вода была мне по грудь. Цеплялся, барахтался, снова цеплялся и снова барахтался. Сил оставалось все меньше и меньше.
Ссадины постепенно перестали кровоточить, даже глубокая рана на руке. Как хорошо, подумал я, иметь крепкое молодое тело. Как хорошо стоять на сухой земле, с кистью в одной руке и пивом в другой. Когда симпатичные самолетики дружественных стран с ревом проносятся над головой, и у тебя нет денег на бензин…
Усталость заставила посмотреть. Надо было или цепляться, как банный лист, до тех пор, пока не отвалюсь, или посмотреть. Попробовал нащупать другие щели, но таких хороших больше не было. Первая же волна подхватила с собой — уверенно и непреклонно, — а ее нахлынувшая подруга швырнула назад. В промежутке между кувырканием мельком увидел берег. Дорога, утесы, каменоломня. Все было, как прежде. И машина. И люди.
Черт подери, подумал я. Рука пыталась нащупать прежнюю опору. Пальцы свело, они замерзли. О, Господи, когда же это кончится!
Устал до такой степени, что понадобились три волны — нахлынувших и отхлынувших, — чтобы понять: машина была не Вексфорда. И не он стоял на дороге. А если не он, то не все ли равно, кто это?
Оторвался от опоры, пытаясь отплыть с волной как можно дальше от расщелины. Все камни по-прежнему были на своих местах. Несколько ярдов показались чертовски долгой дорогой.
Осторожно встал на ноги, нащупывая дно тщательнее, чем делал это, плывя в глубину. Посмотрел на дорогу очень внимательно. Серо-белая машина. Рядом — парочка. Стоят, тесно прижавшись друг к другу, руки мужчины обнимают девушку. Тоже мне, нашли место, подумал со злостью. Я-то надеялся, что они отвезут меня куда-нибудь, где посуше. Те двое оторвались друг от друга и уставились в море. Я тоже уставился на них.
На какой-то миг подумал, что этого не может быть. Потом они, как ненормальные, стали махать руками, побежали к воде; это были Сара и Джик.