Клубясь потоками вспененной влаги,
Неистовые, как слоны в отваге,
Несутся в небе грозных туч ватаги.
Их осеняют молнии, как стяги.
Приняв за вызов — гром, вожак слоновий
Вполоборота замер наготове.
Соперничества голос в этом реве
Почуяв, он свирепо жаждет крови.
Меняется, красуясь, облик чащи,
С павлинами танцующей, кричащей,
С пчелиным роем сладостно жужжащей,
Неистовой, как слон, в лесу кружащий.
Леса, сплетая корни в красноземе,
Хмельную влагу тянут в полудреме.
Павлины ошалелые, в истоме,
Кричат и пляшут, как в питейном доме.
Пернатым ярким Индра благородный
Подарок приготовил превосходный:
Он в чашечки цветов палил холодной
Кристальной влаги, с жемчугами сходной.
Мриданги туч гремят в небесном стане.
С жужжаньем ищут пчелы сладкой дани,
И кваканье лятушечъих гортаней
Напоминает звук рукоплесканий.
Свисает пышный хвост, лоснится шея
Павлина, записного лицедея.
Плясать — его любимая затея
Иль припадать к верхушке древа, млея.
Мридангом грома и дождем жемчужин
От спячки род лягушечий разбужен.
Весь водоем лягушками запружен.
Все квакают блаженно: мир остужен!
И, наглотавшись ливней, как дурмана,
Обломки берегов качая рьяно,
Бросается в объятья океана
Река, супругу своему желанна.
А цепи туч, водою нагруженных, —
Как цепи круч, пожаром обожженных,
Гряды холмов безлесных, обнаженных,
Подножьем каменистым сопряженных.
Где тик в соседстве с арджуной прекрасной
Растет, мы слышим крик павлинов страстный,
И по траве, от кошенили красной,
Ступает слон могучий, трубногласный.
Кадамбы хлещет ливень и толчками
Колеблет стебли с желтыми цветками,
Чей сок медвяный тянут хоботками
Рои шмелей с мохнатыми брюшками.
Утешены лесных зверей владыки,
Цари царей — земель, морей владыки:
Сам Индра, царь боюв прекрасноликий,
Играя, льет с небес поток великий.
Из туч гряды, гонимой ураганом,
Грохочет гром над вздутым океаном,
И нет преград гордыней обуянным
Стремнинам, с дождевой водой слиянным.
Наполнил Индра облаков кувшины
И царственные окатил вершины,
Чтоб красовались горы-исполины,
Как после бани — смертных властелины.
Из облаков лиясь неугомонно,
Поток дождей поит земное лоно,
И заслонила мгла неблагосклонно
От глаз людских светила небосклона.
Свой гром даря природным подземельям,
Громада вод, искрящихся весельем,
С громады скал жемчужным ожерельем
Свисает, разливаясь по ущельям.
Рождают водопады гор вершины,
Но побеждают их напор теснины,
Жемчужный блеск несущие в долины,
Что оглашают криками павлины.
Небесные девы любви предавались и, в тесных
Объятьях, рассыпали нити жемчужин чудесных.
Божественные ожерелья гремучим потоком
На землю низверглись, рассыпанные ненароком.
Сомкнувшийся лотос, и царство уснувшее птичье,
И запах ночного жасмина — заката отличье.
Цари-полководцы забыли вражду и в чертоги
Спешат по размытой земле, повернув с полдороги.
Пора благодатных дождей — для Сугривы раздолье!
Вторично супругу обрел и сидит на престоле!
Не царь, а изгнанник, в разлуке с возлюбленной Ситой,
О Лакшмана, я оседаю, как берег размытый!»
Часть тридцатая (Слово Рамы об осени)
«Сам Индра теперь отдыхает, поля наши влагой
Вспоив и зерно прорастив — человеку на благо.
Царевич! Покой обрели громоносные тучи,
Излившись дождем на деревья, долины и кручи.
Как лотосов листья, они были темного цвета
И грозно неслись, омрачая все стороны света.
Над арджуной благоуханной, кутаджей пахучей
Дождем разрешились и сразу истаяли тучи.
Мой Лакшмана, ливни утихли, и шум водопада,
И клики павлиньи, и топот слоновьего стада.
При лунном сиянье лоснятся умытые кряжи,
Как будто от масла душистого сделавшись глаже.
Люблю красы осенней созерцанье,
Зеркальный блеск луны и звезд мерцанье,
И семилистника благоуханье,
И поступи слоновьей колыханье.
Осенней обернулась благодатью
Сама богиня Лакнши, с дивной статью,
Чьи лотосы готовы к восприятью
Лучей зари и лепестков разжатью.