Поутру несметные рати обезьян и медведей стягивались к Кишкиндхе — в помощь отважному царевичу Кошалы.
Взойдя на колесницу, Сугрива и Лакшмана направились на гору Прашравану, к пещере Рамы. За колесницей, вздымая клубы пыли, с ревом и грохотом двигалось бесчисленное войско. Для поисков царевны Видехи Рама и Сугрива разделили его па четыре части. Хануман и Ангада, племянник Сугривы, возглавили обезьян, идущих на юг. Напутствуя хитроумного Ханумапа, потомок Рагху снял с руки, сверкающий перстень, на котором было выбито «Рама», и отдал вожаку обезьян, говоря: «Коль скоро, при встрече с дочерью Джапаки, ты покажешь ей это кольцо, опа убедится, что перед ней воистину мой посланец».
В то время как военачальники Сугривы, со своей ратыо отправившиеся па восток, запад и север, нигде не обнаружили следов Ситы, Хануман и Ангада продолжали упорные поиски царевны Видехи, пробираясь на юг.
Вожак обезьян и достойный племянник Сугривы
Обшарили Виндхьи предгорья, леса и обрывы.
То грохотом горных потоков, то ревом пантеры,
То рыканьем льва оглашаемы были пещеры.
Вперед продвигалось лесных обитателей племя.
Горы юго-западный склон приютил их на время.
Какие густые леса в этой местности были!
Зелеными чащами скрыты окрестности были.
Ущелья, пещеры полны неизвестности были.
Меж тем Хануман приказал храбрецам обезьяньим
На поиски Ситы пуститься с великим стараньем.
Тогда друг за другом, поблажки себе не давая,
Отправились Гайа, Шарабха, Гавакша, Гавайа
И много отважных мужей обезьяньего царства,
Готовых себя, не колеблясь, обречь на мытарства.
Бродили они по заросшей лесами округе,
Что острыми гребнями гор возвышалась на юге.
Хоть силы уже изменяли воителям ражим —
Отряд Ханумана успел ознакомиться с кряжем.
Томимые жаждой и голодом, лютым не в меру,
Они очутились внезапно у входа в пещеру.
Был путь прегражден исполином, стоящим на страже,
А вход заменяла расщелина узкая в кряже.
Ее обступали деревья и справа и слева,
Лианами было опутано каждое древо.
Прекрасная эта пещера звалась Рикшабила.
От птиц, вылетавших оттуда, в глазах зарябило!
Там были цапли белизны молочной,
И лебедь, влажный от воды проточной,
Блистающий, как месяц полуночный,
И стерх, пыльцой осыпанный цветочной.
И привлекла вниманье Ханумана
Пещера, что была благоуханна,
Под стать селенью Индры осиянна
И столь же недоступна, сколь желанна.
И Хануман воскликнул: «Разве чудо,
Что водяная дичь летит оттуда?
Теперь не успокоюсь я, покуда
В пещере этой не отыщем пруда!»
Был тягостен мрак, но вступил он отважно в пещеру.
Ведь он был вожак, и, в него не утративши веру,
Последовал каждый смельчак Ханумана примеру.
Не воссияло златозарным ликом
Светило полдня в том ущелье диком,
Где воздух оглашался львиным рыком.
Да трубногласного оленя криком.
Хотя обезьяны своей не утратили мощи,
Но спали с лица, одичали и сделались тощи.
Прижавшись друг к дружке, вверяясь подземному ходу,
В пещере искали они вожделенную воду.
Как вдруг обезьяны во мраке воспрянули духом:
Они аромат несказанный учуяли нюхом.
К отверстию светлому в дальнем конце подземелья
Толпою пустились они, преисполнясь веселья.
И в ту же минуту — за долготерпенье награда —
Им бросилось в очи виденье волшебного сада.
Стояли деревья, листвой лучезарной блистая,
И светлопрозрачной казалась кора золотая.
Поскольку у каждого древа был ствол изумрудным,
Искрилась его сердцевина свеченьем подспудным.
Красуясь кистями пунцовыми слева и справа,
Свои удлиненные ветви раскинула дхава.
Там были гибискусы в белых цветах и пурпурных
И пруд благодатный, где лотосов бездна лазурных.
И заросли чампаки, благоухание льющей,
И мадхуки лунною ночью цветущие кущи.
И светлою влагой наполнены были озера,
Где плавала дичь водяная — утеха для взора.
И златочешуйные рыбы резвились в проточной
Воде, что усеяна сверху пыльцою цветочной.
Притом золотыми деревьями, вместо ограды,
Был сад окружен восхитительный, полный отрады.