– Ага! – воскликнул он и умолк, будто бы провалившись в черную дыру.
Но даже этих изданных им звуков хватило, чтобы Калли впала в полуобморочное состояние. Шумно вздохнув, она мечтательно улыбнулась, представив, какое блаженство она испытает от звука его голоса и даже нечленораздельного мычания. Но из кромешного мрака слышалось только сдержанное покашливание. Что же могло оно означать? Неужели презрение к ее гнусавому американскому акценту? В Оксфордском университете она, конечно, не училась, но курсы машинописи окончила с отличием и полагала, что по-английски говорит достаточно сносно…
– Как долго вы работаете у мисс Уивер? – наконец спросил Доминик, прочистив горло.
– Ах так вот вы о чем! – с облегчением воскликнула Калли. – Откровенно говоря, всего лишь второй месяц, по временному договору с машинописным бюро. Но за это время у меня накопилось уже столько переработанных часов, что впору брать отпуск!
Калли снова хихикнула.
– А как много еще нам предстоит сделать! – задумчиво изрек ее невидимый собеседник и снова замолчал.
Мрак в кабинете лифта словно бы сгустился, но страшнее Калли от этого не стало, напротив, она даже чуточку осмелела. Это показалось ей добрым предзнаменованием, поскольку ей надоело страдать от своей нерешительности. После развода она упорно пыталась искоренить в себе внутреннюю скованность. И сейчас, ощутив признаки воскресения своего самоуважения, она решила развить успех и пойти на молчаливого англичанина в психическую атаку, уже хотя бы потому, что его голос ласкал ей слух. Судорожно вздохнув, она спросила как можно отчетливее:
– И давно вы знаете Стефанию? То есть мисс Уивер, естественно!
– Время от времени наши дороги пересекаются уже на протяжении нескольких лет, – уклончиво ответил он.
И вновь в кабине возникло молчание.
– Однако странно, что не включился автономный генератор! – задумчиво произнесла Калли. – Правда, нашу контору пока еще не открыли официально, но разве это как-то может повлиять на режим работы аварийного энергоснабжения?
Озадаченный ее вопросом, Доминик хмыкнул, однако ответить не соизволил. Это переполнило чашу ее терпения.
– Послушайте! – воскликнула она и захлопнула рот, испугавшись звука собственного голоса и своей чрезмерной дерзости. Вот, оказывается, насколько запущена ее боязнь закрытых помещений! Разумеется, спровоцировал ее обострение проклятый англичанин, затаившийся, как сыч, в темноте. Ведь поддержи он их разговор, ее фрустрация не стала бы настолько мучительной. Однако зацикливаться на своих недостатках Калли не собиралась и решила последовать совету Стефании: высказать этому снобу все, что накипело у нее в душе, с напористостью и убедительностью, соответствующими ее новому социальному статусу. Иначе не видать ей успеха как своих ушей.
– Послушайте, мистер Колберн! – повторила она. – Разумеется, я вам не ровня, но раз уж нас свела здесь судьба, то почему бы нам и не поболтать о том о сем для времяпрепровождения? То есть я хочу сказать, что больше нам в этой душной и темной кабине все равно заняться нечем!
Но как только она закончила свою тираду, между ней и Домиником словно бы заискрилась электрическая дуга.
– А вот я по собственному опыту знаю, что заняться здесь, помимо болтовни, можно очень многими прелюбопытными вещами. Надо только решиться на это! – с поразительным пылом воскликнул он. – Вы уж поверьте мне, помехой темнота в этом нам не станет.
– Это уж точно! – ляпнула Калли и, спохватившись, прикусила язычок: откровенничать с потенциальным инвестором фирмы мисс Уивер – дело рискованное, можно и Стефании навредить, и своего места лишиться. Но мысль эта посетила ее слишком поздно. Мистер Колберн вздохнул и многозначительно сказал:
– Так-так!
У Калли свело от страха живот: вот сейчас он язвительно скажет ей, что позаботится о том, чтобы завтра утром ее с треском выгнали из этой компании. Боже, ну кто тянул ее за язык?
– Оказывается, у тихой кошечки тоже есть острые коготки! – выдержав паузу, сказал Доминик.
– У кошечки? – В голове у Калли произошло короткое замыкание. – А у пантеры – зубы и клыки!
И хотя после такой неслыханной дерзости душа у нее ушла в пятки, ее губы тем не менее вытянулись в улыбке: прогресс в ее борьбе за восстановление веры в себя был очевиден. И будь она так же смела в пору своего замужества, наверняка не оказалась бы теперь в столь нелепом положении.
– Нечто в этом роде мне говорили и раньше, – с плохо скрываемым удовлетворением промолвил Доминик. – Но вы первая выразились так красочно. Теперь я понимаю, почему Стефания оказывает вам особое доверие…
– Доверие? – живо переспросила Калли, совершенно позабыв о благоразумии. – Но ведь я работаю у нее без году неделю, и она даже не побеседовала со мной, подписывая контракт. Поэтому судить о степени ее доверия ко мне я не берусь.
– Вы сомневаетесь, что представляете существенную ценность для ее компании? – вкрадчиво спросил Доминик.
– Не пытайтесь сбить меня с толку, этого я не говорила! – парировала Калли, борясь с желанием предложить ему закончить их словесную дуэль и заняться чем-то более приятным. В конце концов рот дан человеку не только для того, чтобы говорить им колкости. И господин Женоненавистник легко мог в этом убедиться, если бы только захотел. Ведь она уже совершенно разомлела от звука его голоса. И конечно же, от его воображаемого тела. И все же продолжать терпеть его оскорбительные намеки она больше не собиралась.
– Могу сказать с полной ответственностью, – облизнув пересохшие губы, заявила Калли, – что напряженный рабочий график меня не пугает. И я надеюсь, что мисс Уивер оценит мою преданность порученному мне делу. Но доверие – это понятие совершенно другого порядка.
– В этом вы абсолютно правы! – согласился с ней Доминик. – Но Стефания никогда не совершает необдуманных поступков. Особенно при подборе персонала в свою фирму, даже на временную работу. Сдается мне, что ей известно о вас гораздо больше, чем вы полагаете. И она возлагает на вас особые надежды.
Такое предположение, равно как и то, что он произнес подряд несколько фраз, окончательно обескуражило Калли. Получалось, что ей так и не удалось убедительно сыграть роль квалифицированной и надежной сотрудницы. Более того, она до сих пор не сумела избавиться от ощущения собственной вины за развод с Питером, хотя и понимала, что корить себя за это глупо, особенно теперь, когда люди вокруг разводятся по самым нелепым причинам, не испытывая никаких угрызений совести. Какая же она, однако, закрепощенная! Нужно продолжать бороться со своими комплексами и предубеждениями, стараться жить в духе новых веяний и вообще постоянно самосовершенствоваться! Как Стефания…
Калли вздохнула, утомленная несвоевременными мыслями, и осторожно спросила:
– Она вам что-нибудь обо мне говорила? Впрочем, какую глупость я сморозила! Будто бы вам не о чем было больше поговорить, кроме как обо мне! – Калли сдавленно хихикнула.
– Мы обсуждали самые разные вопросы, – ответил со свойственной ему загадочностью Доминик. – А какого рода сведения о себе вы предпочли бы от нее утаить?
Калли приуныла. Уж лучше бы он сразу ее изнасиловал, чем битых полчаса выпытывал у нее заветные секреты!
– Мне в общем-то даже нечего от нее скрывать, – наконец промолвила осевшим голосом она. – Вряд ли какие-то факты моей биографии имеют для нее особое значение. Вот разве что… – Калли осеклась, охваченная внезапным приступом вины и стыда за все, что хоть как-то было связано с ее неудавшейся семейной жизнью.
– Продолжайте! – тихо сказал Доминик.
Калли напряглась, изо всех сил пытаясь устоять перед соблазном выговориться и наконец-то облегчить свою истерзанную душу. Правда, она сама спровоцировала его на откровенный разговор, и он, пусть и не очень охотно, все-таки пошел ей навстречу. Правда, о самом себе он почему-то не распространялся… Но какое это в конце-то концов имеет значение! Главное, что он ею заинтересовался. Жаль только, что в темноте нельзя разглядеть его лица и догадаться, насколько глубок и искренен его интерес к ее личным проблемам. А по той интонации, с которой он задавал ей вопросы, понять было ничего невозможно, голос его звучал тихо, ровно и совершенно бесцветно. К ее удивлению, Доминик опять спросил: