— А вы что там делали? — резко спросил он.
— С ним все о'кей, — прервал толстый полицейский. — Он отведал сполна.
На перекрестке столпились полицейские. Из «форда» с торчащими антеннами раздавал команды капитан с огромными усами, голубыми глазами навыкат, в золотом шлеме и с пистолетом в руке. Малко подошел к нему в сопровождении своего телохранителя.
— Где я могу найти Ричарда Худа? — спросил он. Капитан пожал плечами.
— Последний раз я видел его в саду женского колледжа, на Сивин Сенте, он устанавливал личности задержанных. Наверное, он еще там, если ничего не случилось... Мы направляемся туда, если хотите, поехали с нами.
Малко сел в машину, где было уже четверо полицейских. Из дверей торчали карабины.
Внезапно машина резко затормозила. Посередине дороги, поддерживаемый камнем, стоял деревянный щит, на котором было написано черной краской: «Сыщики, поворачивайте налево, или мы вас пристрелим!» Полицейские переглянулись и повернули налево. Зачем рисковать?
— Эти люди свихнулись, — сказал водитель.
Изгородь из полицейских машин блокировала Сивин Сенте и профильтровывала всех подъезжающих. Около тридцати человек лежали на земле лицом вниз, как трупы. Их нужно было обыскать и допросить. В углу два трупа были завернуты в покрывало рядом с опрокинутой и изрешеченной пулями цистерной.
Сопровождаемый полицейским-мастодонтом, Малко в конце концов нашел Ричарда Худа. С сигарой в зубах, брюшком, круглыми большими очками в металлической оправе, безукоризненно чистой сорочке и суровым видом, он казался воплощением привычного порядка. Сидя за столом, он задавал лаконичные вопросы задержанным. Малко представился. Ричард Худ процедил:
— Садитесь рядом со мной. Вы увидите, в каком мы оказались дерьме.
Он протянул ему лист бумаги:
— Полюбуйтесь, что натворили эти мерзавцы. Шестнадцать полицейских ранены, причем двое в тяжелом состоянии. Трое убитых среди манифестантов, количество раненых неизвестно. Больше двадцати домов сгорело, так как в этом квартале постройки почти все деревянные.
— Ради чего все это?
— Они ратуют за мир. Когда мы решили им помешать, они стали все поджигать, стрелять в нас и в пожарных. Все это во имя свободы выражения. Взгляните на человека в сорочке с короткими рукавами, там, на стуле.
Он вынул сигару изо рта и рявкнул:
— Сэм!
Высокий полицейский с каской на голове растолкал толпу и предстал перед шефом полиции.
— Сэм, — сказал Худ, — проводи этого джентльмена к тому типу, которого мы заперли в комнате.
Сэм сделал знак Малко чтобы тот следовал за ним. Они пересекли двор и оказались перед дверью, охраняемой двумя полицейскими, вооруженными карабинами.
— Хотим взглянуть на вашего подопечного, — сказал с мрачным видом Сэм.
— Что он натворил? — спросил Малко. Сэм сплюнул.
— Он дефилировал с вьетнамским флагом. Когда мы попытались вырвать его у него, он стал стрелять и ранил двух полицейских.
Сэм отпер дверь. Малко вошел первым, за ним Сэм с пистолетом в руке. Они увидели сидящего на скамейке человека. Его правый висок был разбит, а руки слегка дрожали.
— Месье хочет поговорить с тобой, — сказал Сэм, ткнув ему в ребра пистолетом. — Советую ему отвечать, иначе я за себя не ручаюсь.
Мужчина взглянул на Малко и апатично спросил:
— Вы кто?
— Я веду расследование по распоряжению правительства. Мне хотелось бы кое-что у вас спросить, — ответил Малко.
— Пожалуйста.
— Как вас зовут?
— Лестер Уайт.
Полицейский сел на скамью и, играя барабаном пистолета, следил за беседой. Малко взял стул и поставил его напротив задержанного.
— Чем вы занимаетесь, господин Уайт? — спросил он.
— Я отвечаю за производство в «Электроникс оф Калифорния», в Окленде.
— Вас что-нибудь не устраивает в вашей работе?
— Напротив, я доволен работой. Я хорошо зарабатываю. У меня были худшие времена.
Лестер Уайт отвечал спокойно, без напряжения. Малко прокашлялся.
— Вернемся к сегодняшнему дню. Вы обвиняетесь в том, что стреляли в полицейских и двоих ранили. Это очень серьезно. Вы рискуете оказаться в газовой камере. Почему вы это сделали?
Лестер Уайт заерзал на скамейке и неожиданно отсутствующим голосом ответил:
— Что будет со мной — не важно, так как наши идеи торжествуют.
— Какие идеи?
— Нужно победить капитализм, дать возможность выразиться демократическим силам. Нужно прекратить войну во Вьетнаме и принять в ООН демократический Китай.
Глаза Малко внимательно следили за ним. Он был поражен преображением этого человека. Его глаза были теперь лишены всякого выражения, казалось, что он рассказывает заученный урок.
— Вы коммунист? — спросил Малко.
— Разумеется, — спокойно ответил тот.
Полицейский подпрыгнул на скамейке.
— Вы слышите этого мерзавца?
— Спокойно, — сказал Малко. — Вы состоите в партии, господин Уайт?
— Вы прекрасно знаете, в каком положении сейчас компартия в Соединенных Штатах. Чтобы заставить торжествовать истину, не обязательно быть членом партии.
— Вы всегда так думали?
— Нет. Я многое обдумал и раскаиваюсь.
— В чем?
— Я был соучастником империалистов и поджигателей войны. Я даже голосовал за Президента...
— За кого бы вы стали голосовать сейчас?
— За демократического кандидата, который будет проводить просоциалистическую политику.
У полицейского перехватило дыхание. Он изрыгал ругательства, глядя на Уайта с гадливостью.
Малко продолжил допрос.
— Вы имеете контакты с другими сочувствующими... социализму? — спросил он.
Уайт ухмыльнулся.
— Разумеется, — ответил он. — Я сам организовал первую коммунистическую ячейку на юге Сан-Франциско. Она не последняя. Постепенно американцы поймут, что разделять наши взгляды — это единственно правильное решение.
Малко вздрогнул от «правильного решения». Типичное выражение коммунистической диалектики. Откуда Уайт его взял?
— Впрочем, — продолжал задержанный, — вы сами, работающий на империалистическое правительство Соединенных Штатов, в конце концов начнете мыслить правильно... Рано или поздно все честные люди будут возмущены обманом руководителей страны.
— Вам не кажется, что вы представляете меньшинство? — осторожно спросил Малко.
— Сегодня на улицу вышли сотни, — просто ответил Уайт. — Скоро выйдут тысячи, даже если нас будут сажать в тюрьмы и казнить.
Как только Малко касался политики, равнодушие задержанного сменялось на монотонный и напряженный тон. От этого человека исходило нечто неприятное, напоминающее Малко что-то из его прошлого, но что?
— Благодарю вас, — сказал он в заключение, — и желаю, чтобы ваш безумный поступок не имел для вас слишком серьезных последствий.
Лестер Уайт изрек:
— Конечным результатом наших действий будет свержение капиталистического строя.
Малко вышел в сопровождении полицейского.
— Вы видите, он спятил, — взорвался полицейский. — Вы только послушайте его! Свержение капиталистического строя!
Они вернулись в кабинет Ричарда Худа. Малко наклонился к шефу полиции:
— Помимо арестов проводили ли вы расследование о причинах и последствиях этой истории? — спросил он.
Худ сказал разочарованно:
— ФБР направило сто пятьдесят человек, которые только этим и занимаются. Мои люди им помогают. Например, человек, которого вы только что видели: о нем известно все с того момента, как он появился на божий свет. Сегодня в восемь часов вечера в моем кабинете будет совещание, приходите послушать.
Малко согласился. У него было время вернуться в отель и передохнуть. Пять минут спустя он уже ехал в полицейской машине, по дороге купил последний номер «Сан-Франциско кроникл». Вся первая страница была посвящена волнениям под огромным заголовком: «Убийства и пожары на Юге».
Передовица рассказывала о «внезапном безумии», экстремистах, несостоятельности полиции. Ни слова о «коммунистической эпидемии». Беспорядки списывались на счет жары.
В кабинете Худа было так накурено, что можно было вешать топор. Около дюжины мужчин слушали сообщение человека в белой сорочке, с ежиком на голове и голубыми глазами. От него за версту разило ФБР.