Вспоминая, сколько гадостей эти ублюдки сделали мне, я и сейчас, много лет спустя, считаю что они получили по заслугам. Сделал – получил. Сразу, по полной программе. Иначе порядка в жизни не будет.
Ребятишки, сидя в шалаше, делали скабрезные пошлые намёки, ругались, обсмеяли мой шалаш. Я сказал, что если им здесь не нравится, то пусть выметаются, я их не звал. В воздухе запахло враждебностью. Похоже, Витька только и искал повода чтобы начать ко мне цепляться. Дождь заканчивался, я вылез из шалаша. На узких листьях ивовых кустов блистали крупные капли. Подул ветерок, листья закачались. Капли начали скатываться на мокрый песок, быстро и бесшумно исчезая в нём.
Вылезли из шалаша и эти ребята. Неожиданно Витька ударил ногой по шалашу и как по команде они начали его ломать, раскидывая во все стороны доски и траву. Я обомлел, потом в ярости схватил палку и пошёл на них. Вначале они со смехом уклонялись, но когдя я хватил Витьку по плечу, ситуация поменялясь. Витька разозлился, схватил здоровый булыжник и со всей силы бросил мне в голову. Моё счастье, что он чуть промахнулся. Остальные тоже похватали кто камни, кто палки и пошли на меня. По ситуации надо было убегать, но мне было всё равно. В таком состоянии народ идёт на танк с гранатой. Дело для меня могло бы кончиться весьма и весьма плачевно, не одумайся вовремя Володя Заздравный, старший из них. Вообще-то он был хороший парень, но толпа у многих предохранители закорачивает. В самый последний момент он сказал: “Постойте, парни. Мы же сами сломали его шалаш, а теперь ещё хотим его избить. Пойдёмте отсюда”. Витьку такой поворот событий явно не устраивал – он как шакал уже учуял запах крови и лёгкой расправы. Но, в отличие от оголтелого брата одиночки, он предпочитал пакостить чужими руками. Витька был коварный малый – мог влезть кому угодно в душу, втереться в доверие и уже тогда нанести удар побольнее и тут же изобразить из себя невинность. Он приостановился, чтобы оценить ситуацию. Остальные заколебались. Володя с угрозой в голосе напустился на меня: “А ты хорош, чуть что за палку хвататься. Ты так быстро себе схлопочешь, смотри”. Я же ещё и виноват, оказывается, что они шалаш сломали. Во жизнь!…
Мои обидчики ушли. Я стоял возле останков шалаша, где мне было так хорошо и солнечно всё лето. Один раз, в начале каникул, мне его уже кто-то ломал. Тогда я построил шалаш заново. Строить его сейчас не было смысла.
Жизнь торопливо давала урок за уроком. Было только непонятно, в чём заключается домашнее задание.
Я сложил доски в штабель. На следующий день отец взял лошадь и мы увезли эти доски и несколько брёвен к сараю. Накладывая доски на телегу, отец спросил: “Ребятишки сломали шалаш?”
– “Они”, – ответил я без всякого сожаления. Было понятно, кого он имел в виду.
– “Витька шкодливый пацан. Хитрый. Но плохо кончит. Вовремя остановиться – большое дело, а этот не сможет, зарвётся. Думает – всех перехитрит. На каждое ядие есть своё противоядие”, – он посмотрел на меня и весело подмигнул.
Перед самой школой выдалось несколько погожих, удивительно прозрачных и ласковых дней. В один из них, тихим утром, я сидел на корточках возле своего соснового чурбана и делал платформу для игрушечного вездехода. Рядом, стоя на коленях, пристроился Вова Михальцов, навалившись грудью на чурбан. Я пытался из кусочков дранки сбить платформу, а Вова всей душой усердно соучаствовал в этом деле. Иногда он помогал мне – поддерживал планки или держал гвоздь плоскогубцами с одной стороны, пока я загибал его с другой. Планки сбить было легко, но как только мы начинали загибать гвозди, планки трескались. Надо было придумать другой способ. Вова напряженно думал. Поначалу он предлагал наивные инженерные решения, но постепенно его техническая мысль становилась более зрелой. Когда он предложил использовать пластилин, я сказал что пластилин отвалится. Вова упорствовал. Тогда я сходил в сарай, нашёл в коробке со всякой своей всячиной кусок бурого пластилина, отломил немного и принёс Вове со словами: “На, попробуй прилепить его к доске так, чтобы ось не отваливалась”. Он приступил к эксперименту.
Я вообще любил возиться с младшими ребятишками. Моих сверстников поблизости не было. С одноклассниками я не общался – мы жили далеко от школы, да и не было как-то у меня желания сойтись с кем-нибудь из них поближе. Я читал ребятишкам, рассказывал сказки или что-нибудь из прочитанного в книжках, журналах или услышанное от взрослых, учил их что-нибудь делать своими руками. Иногда я заклеивал им проколотые велосипедные камеры, подтягивал гайки на детских велосипедах, ремонтировал как мог игрушки. Порой устраивал экспедиции за пределы двора, собрав человек пять-семь малолеток. Мы ходили вдоль илистого берега Иртыша до островов, исследовали пойму, где после весеннего половодья образовывались многочисленные прудики с лягушками и мальками. Пойма в таких местах зарастала камышом и осокой, там было интересно. Я даже мог в случае необходимости заплести косички и вплести бантик какой-нибудь маленькой девочке, прибившейся к нашей компании.