И образ жизни этих людей тоже казался чуждым и непонятным. Ультраортодоксы, ортодоксы, реформисты со своими сектами внутри сект, арабы и христиане со своими религиозными течениями… Левины, традиционно далекие от религии, не интересовались ни верованиями, ни культурой своих предков. В СССР же иудейская вера преследовалась и потому ушла в глубокое подполье. В результате Левины оказались среди народа, к которому — по крайней мере теоретически — принадлежали от рождения, но с которым не могли найти ничего общего.
От ощущения одиночества их спасала любовь друг к другу и еще безграничная вера в Мишу, в его талант. Он должен добиться успеха, невиданного успеха. До сих пор он их еще ничем-не разочаровал. Напротив, в одиннадцать лет он уже играл в самом прославленном концертном зале Израиля с филармоническим оркестром. Он уже гастролировал с оркестром по всему Израилю. Критики — обычно суровые и безжалостные — хором превозносили его до небес. Называли вторым Рубинштейном, вторым Горовицем… кем только не называли.
И тем не менее Соню грызла глухая неудовлетворенность. Она знала, что здесь, на Земле Обетованной, как бы добра она к ним ни была, Мише не реализовать все свои возможности. Вот и сегодняшний концерт… Все это прекрасно, но… Ему бы сегодня играть в «Кар-неги-холл», или в Линкольн-центре. И учиться ему надо у лучших учителей мира — в Нью-Йорке. Да, Миша заслуживает лучшего. И в ней сейчас говорит не просто материнская гордость, в этом она не сомневалась. Будучи музыкантом и преподавателем музыки, она может вполне объективно оценить Мишины способности. Дмитрий с ней в этом полностью согласен. А теперь она знает, что и другие думают так же. Тому подтверждением письмо, полученное Дмитрием, и телефонный звонок. Соня глубоко вздохнула, не в состоянии до конца поверить в эти волшебные повороты судьбы. Взгляд ее упал на часы. Пожалуй, стоит принять душ сейчас.
Она сбросила халат, прошла в ванную, открыла кран, встала под душ. Если бы можно было вот так же смыть с себя нервное возбуждение…
Она вышла из ванны, яростно растерлась полотенцем. Внезапно почувствовала, как волосы на голове буквально встали дыбом. Кто-то за ней наблюдает… Она медленно обернулась.
Дмитрий!
— Ах ты… ах ты… дьявол! Ты меня до смерти напугал. Он схватил ее в объятия, начал осыпать поцелуями.
— Прости. Не мог устоять перед искушением. Ты меня простишь?
— Может быть. Посмотрим на твое поведение. Он откинулся назад.
— У меня очень хорошее поведение. Очень-очень хорошее. Просто прекрасное поведение.
Он загадочно улыбался, пожирая глазами ее обнаженное тело. Соня ответила понимающей улыбкой.
— Мы одни? — спросил он.
— Да. Миша уже уехал в концертный зал.
— Ну, так как насчет этого самого? Соня устремила на него невинный взгляд:
— Насчет чего?
Дмитрий прижал ее к себе, толкнулся напряженным членом.
— Ах, насчет этого! — Она взглянула в его улыбающиеся темные глаза. — Думаю, мы сможем с этим что-нибудь сделать. Он поцеловал ее в губы.
— Жду тебя в спальне.
Игриво шлепнул ее по заду, повернулся и вышел.
Соня закончила вытираться, чуть спрыснула себя духами. Взглянула на свое отражение в зеркале. «Пожалуй, оставлю седину как есть», — решила она. Прошла в спальню.
Дмитрий лежал на кровати обнаженный. Длинное, худощавое, загорелое тело все еще очень привлекательно, подумала Соня. И этот темный загар ему идет.
Он поманил ее рукой. Она подошла к кровати. Он нежно провел руками по ее упругому телу сверху вниз, от груди к бедрам. Соню охватила дрожь. Изнутри горячей волной поднялось желание. Она села на кровать рядом с ним. Он притянул ее к себе, прижался всем телом. Она застонала от наслаждения. Руки сами собой потянулись к его члену, гладили, ласкали. У него перехватило дыхание.
В этот момент раздался телефонный звонок.
— Господи! — простонал Дмитрий. — Давай отключим его. Соня кивнула, протянула руку к телефону. Остановилась на полпути.
— Может быть, Миша что-то забыл. Нет, я лучше возьму трубку.
— Черт!
Соня подняла трубку. Он наблюдал за ней, продолжая гладить ее грудь. Внезапно на лице ее появилось выражение ужаса. Трубка задрожала в руке. Дмитрий сел на кровати.
— Где? — дрожащим голосом спросила Соня. — Да-да, мы едем.
— В чем дело? Соня, что случилось?
Соня сидела на кровати, раскачиваясь из стороны в сторону. Из глаз ее текли слезы.
Дмитрий встряхнул ее за плечи.
— Соня! Ради Бога…
— Миша… Машина попала в аварию. — Она вскочила. — Скорее! В больницу!
О Господи… А как же концерт? Миша!.. Его руки…
Глава 11
Дмитрий нажал на тормоза. Автомобиль резко остановился у входа в отделение неотложной помощи. Соня открыла дверцу еще прежде, чем он успел заглушить мотор.
— Постой, Соня. Подожди меня.
— Скорее же, скорее!
Раскрасневшееся от жары лицо Сони застыло в маске отчаяния.
Дмитрий вышел, запер машину, огляделся. «Не парковать»… Какого черта! Сейчас это не имеет значения. Он нагнал жену, обнял за плечи. Вместе они вошли в отделение неотложной помощи, поспешили к информационному окошку, спросили о Мише. Их тут же повели через вертящиеся двери к небольшому отсеку, отгороженному шторой. Отовсюду слышались стоны, крики боли. Соня непроизвольно стиснула руку Дмитрия.
Из дальнего угла отгороженного отсека, куда привела их медсестра, послышался смех. Это голос Миши! Сестра откинула занавеску, и они увидели сына, распростертого на каталке. Над ним склонилась женщина-врач.
— Миша! — хором воскликнули Соня и Дмитрий.
Он с широкой улыбкой посмотрел на них. Никогда еще он не казался им таким красивым, таким здоровым… таким живым. Они заметили повязку у него на подбородке. Слезы снова полились ручьями из глаз Сони. На этот раз слезы радости и облегчения. Сердце переполнилось благодарностью судьбе. Ей захотелось взять Мишу на руки, прижать к себе, как маленького ребенка. Но… нельзя мешать врачу.
— Что… — начал Дмитрий.
— Ничего особенного, — прервал его Миша. — Все в порядке, па.
Врач взглянула на них через очки. Покачала головой в мелких черных кудряшках.
— Вашему сыну очень повезло. Несколько швов на подбородке, еще несколько — на колене, и будет как новенький.
— Слава Богу, — вырвалось у Сони. — А вы уверены, что ничего более серьезного нет? Миша усмехнулся:
— Если вы беспокоитесь о моих руках, то с ними все в полном порядке.
Врач кивнула, обнажив в улыбке редкие желтые зубы. Соня прочла ее фамилию на бляшке: Вайцман.
— Если захочет, он сможет сегодня играть. Она опустила глаза на его колено, которое в это время перевязывала бинтами.
— Нет, — ответил Дмитрий. — Поедем лучше домой, тебе надо отдохнуть.
— Ни за что. Я в полном порядке. Могу играть.
— А как Бен и Ави? — вспомнила о друзьях Соня.
— Нормально. У Ави ни царапины. Он сидел сзади. У Бена дело может закончиться перебитым носом.
— Где он?
— В другом кабинете.
— Можно его увидеть? Доктор Вайцман подняла глаза:
— Подождите минутку. Я пойду посмотрю.
— Благодарю вас.
Соня подошла ближе к каталке, наклонилась, поцеловала сына в лоб.
— Какое счастье! Мы не знали, чего ждать. По телефону нам сказали только одно — что вы попали в аварию. Миша скорчил гримаску:
— Вы же знаете, как они здесь ездят, в Тель-Авиве. Какой-то ненормальный — и, главное, пожилой уже — рванул на красный свет и стукнул Бена спереди. Это целиком его вина.
— Не важно. Главное — с тобой все в порядке. А тот, кто вас ударил, он не ранен?
— Нет, только испугался. Он даже в больницу не поехал. — Миша перевел глаза на отца. — Пап, ты ведь это не всерьез сказал? Ну, о том, чтобы ехать домой.