Как жить с этим? С этой дырой в груди? С этим знанием, что самое главное — разбито вдребезги? Что доверие — мираж? Что «навечно» длится ровно до тех пор, пока не появится кто-то «более интересный»? Я не знаю. Знаю только, что оставаться — значит позволить ране гнить. Значит смотреть, как призрак Даши вытесняет меня из собственной жизни. Значит умереть, не умирая. Осло… это не жизнь. Это отсрочка. Перевязка на рваную рану. Глоток воздуха перед новым погружением в боль. Но это все, что у меня есть. Это мой побег. Мое чистилище. Мой шанс… на что? Не на забвение. Забыть — невозможно. Навык дышать сквозь боль. Навык нести свои «чернила», не размазывая их по новым страницам. Навык быть одной. Не «брошенной». Не «замененной». Просто — одной.
Машина замедляется. Впереди — огни аэропорта. Портал в неизвестность. Сердце колотится — не от страха полета. От страха шагнуть в эту пустоту. Оставить последний клочок земли, где мы были вместе. Где «навечно» еще не было ругательством. Я беру чемодан. Он тяжелый. Наполненный камнями прошлого. «Чернила останутся те же». Да. Но я учусь нести их с собой. Не как груз вины. А как факт. Как шрам. Как часть текста моей жизни. Глава «Дружба» закончена. Глава «Одиночество» начинается здесь. На пороге чистилища под названием «Вылет». Я плачу. Тихо. Без звука. Слезы соленые. Как море, которого я не увижу в Осло. Как ее слова в последний раз. Я вытираю их. Делаю шаг. Навстречу холоду. Навстречу себе одной.
"Чернила". Слово эхом отозвалось в такси. Она сжала ручку чемодана, стоявшего рядом. Внутри лежали ее чернила. Блокнот. Свитер. Ножницы. "Мишка". Они давили на душу, как булыжники. Можно ли сбежать от себя? — пронеслось в голове. Или я просто везу свою тюрьму с собой? Водитель что-то пробормотал под нос под звуки поп-радио. Диана не вслушивалась. Она видела за окном не дорогу, а лицо Даши в последний момент у магазина — усталое, закрытое. Видела розы Артема, алые, как кровь из пореза, нанесенного тупыми ножницами при резке джинсов. Видела свою руку, ставящую их у мусорного ведра. Жест отчаяния или силы? Она все еще не знала.
Поэтому она прибыла в аэропорт. Огромный, холодный, шумящий муравейник. Поток людей, спешащих куда-то, радостных, усталых, равнодушных. Она растворилась в этом потоке, стала еще одной частицей, несущей свой багаж. И успешно прошла процедуру регистрации на рейс до Осло. "Успешно" — это означало механические движения: паспорт, билет, чемодан на ленту. Лицо девушки за стойкой было профессионально-вежливым. "Прямой рейс?" — спросила она. "С пересадкой", — ответила Диана, и в голосе прозвучала неожиданная для нее самой горечь. "В Анталье. На двенадцать часов".
С пересадкой в международном аэропорту Анталья, известном как Fraport TAV. Анталья. Солнце. Море. Курорт. Все, что было полной противоположностью серому унынию за окнами аэропорта вылета и холодным фьордам Осло, ее финальной, пока еще абстрактной цели. Пересадка продлится двенадцать часов. Двенадцать часов. Не час, не три. Целых двенадцать. Ничейное время. Промежуток между жизнью "до" и жизнью "после". Чистилище. Ее личное чистилище, подаренное авиакомпанией. Вместо огня — турецкое солнце. Вместо искупления — ожидание.
Двенадцать часов. Что делать? — подумала она, блуждая по бесконечным стерильным коридорам Duty Free после прохождения паспортного контроля. Сидеть в зале ожидания? Уставиться в стену? Пить кофе за десять евро, наблюдая, как взлетают самолеты в другие жизни? Идея была невыносимой. Ее нервы, и без того натянутые как струны, не выдержали бы двенадцати часов заключения в стеклянной коробке аэропорта. Нужен был воздух. Другой мир. Хотя бы на несколько часов.
Она достала телефон, который молчал уже неделю, как могила (ни Даша, ни Артем — слово было сдержано). Открыла карты. Анталья. Fraport TAV. И тут ее взгляд упал на синюю извилистую линию побережья и значок неподалеку. В частности, она планирует посетить Нижний Дюденский водопад, природное чудо, расположенное в непосредственной близости от аэропорта. "Природное чудо". Звучало как насмешка после всех ее личных "чудес", превратившихся в прах. Но вода… Мощь воды, падающей в море. В этом был какой-то дикий, притягательный символизм. Смыть? Очиститься? Или просто увидеть нечто большее, чем собственная боль? Решение созрело мгновенно. Она не просто посетит водопад. Она совершит маленькое паломничество. Ритуал прощания.