Первым делом она направилась перекусить. Не в аэропорту, где все пахло дороговизной и транзитом, а в город. Она села в поезд Flytoget, стремительно мчавшийся к центру. За окном мелькали индустриальные пейзажи, уступившие место аккуратным пригородам, а затем — силуэтам городских зданий, строгим и сдержанным под серым небом. Центральный вокзал Осло (Oslo S) встретил ее гулким эхом шагов и прохладой. Здесь пахло кофе, свежей выпечкой и влажной шерстью — норвежцы в практичных пуховиках и шерстяных шапках спешили по делам.
Она нашла небольшую пекарню с уютными столиками у окна. Взяв брошюру с картой города и достопримечательностями, лежавшую на стойке, она заказала "kanelbolle" — плюшку с корицей — и большой латте. Первый глоток горячего кофе обжег губы, но согрел изнутри. Первый укус сладкой, воздушной плюшки с хрустящей глазурью был… простым удовольствием. Базовым. Необходимым. Она развернула брошюру. Яркие фотографии манили: фьорды, музей кораблей викингов, скульптуры в Вигеланд-парке, Опера, похожая на айсберг. Но ее взгляд зацепился за три пункта, расположенных недалеко друг от друга в центре:
Крепость Акерсхус (Akershus Festning). Суровый силуэт на скале у воды. История, осады, казни. Камни, видевшие века. Район Акер Брюгге (Aker Brygge). Современная набережная с ресторанами, галереями, видом на залив и белыми яхтами. Дыхание настоящего. Дом-музей Хенрика Ибсена (Ibsenmuseet). Скромный фасад, где жил и творил мастер психологических драм, исследователь человеческой души.
Она решила посетить их первым делом. Не гнаться за всеми "must-see", а погрузиться в то, что резонировало с ее нынешним состоянием: история, современность и глубина человеческих страстей. Отвлечься. Найти точки опоры. Или просто заполнить пустоту движением.
Крепость Акерсхус встретила ее ветром с фьорда. Резким, соленым, пробирающим до костей. Диана поднялась по склону, мимо древних стен, ощущая под ногами неровности старых камней. Она наслаждалась архитектурой — не парадной красотой, а суровой мощью. Толстые стены, узкие бойницы, темные проходы, низкие своды. Это была не сказочная крепость, а твердыня, построенная для выживания, для отражения врагов. Она прошла по пустынным внутренним дворам, заглянула в холодные казематы, поднялась на бастион, откуда открывался вид на залив Пипервика (Pipervika) и город. История здесь была не в табличках, а в самом воздухе, в камнях, хранящих память об осадах, пожарах, тюремных заключениях, пороховой копоти.
Как эти стены, — подумала она, опираясь о холодный парапет. Они выстояли. Их штурмовали, жгли, бомбили. Но они стоят. Покрытые шрамами, но целые. Что внутри них теперь? Музеи? Офисы? Туристы? Но костяк — тот же. Каменный стержень. Она представила себя этой крепостью. Ее личная твердыня — дружба, вера в "навечно" — была взята штурмом и предательством изнутри. Стены рухнули. Что осталось? Груда камней? Или этот самый каменный стержень, который нужно отыскать под обломками? Она пыталась отвлечься от того, что осталось в России — от Даши, от роз у мусорного ведра, от пустоты квартиры. Но здесь, среди вековых камней, боль казалась не такой острой. Она была частью долгой истории человеческих потерь и предательств. Ее драма была не уникальна, а… общечеловечна. Крепость молчаливо принимала ее боль, не умаляя, но и не раздувая. Просто давала пространство и прохладу, чтобы дышать.
Спустившись с холма, она оказалась в районе Акер Брюгге. Контраст был разительным. Современная архитектура из стекла и стали, гладкие настилы набережной, стильные рестораны с панорамными окнами, дорогие бутики, запах свежих морепродуктов и кофе. Яркие пятна одежд туристов, смех, звон бокалов. Жизнь. Текущая, легкая, потребляющая красоту момента. Диана шла вдоль воды, наблюдая за белыми яхтами, покачивающимися на волнах, за чайками, кричащими над заливом. Здесь было живо, динамично, красиво. Но поначалу это вызывало лишь отстраненность. Она чувствовала себя призраком на чужом празднике, как и в Анталье. Ее внутренний пейзаж был все еще сер и пустынен.
Она купила горячий шоколад в бумажном стаканчике в небольшом киоске и села на скамейку у воды. Смотрела на волны, на отражение неба в темной воде. Она много размышляла. О крепости. О прочности и хрупкости. О том, как легко разрушается то, что кажется нерушимым. О том, что жизнь здесь, на набережной, продолжается — яркая, шумная, равнодушная к ее личной трагедии. Может, в этом и есть ключ? — мелькнула мысль. Принять, что мир не остановился. Что солнце встает и над Осло, и над Москвой. Что люди смеются, строят планы, разбивают сердца и залечивают раны. Что ее боль — лишь капля в океане человеческого опыта. Это не обесценивало ее страдания, но помещало их в больший контекст. Она искала вдохновение для жизни не в грандиозных идеях, а в этой простой мысли: Жизнь продолжается. И я — ее часть. Даже с разбитым сердцем и чемоданом прошлого.