Диана резко дернула ручку. Дверь распахнулась с глухим стуком. Холодный воздух, пахнущий дымом костра и прелой осенней листвой, ворвался в салон, ударив в лицо. Он пах не свободой, а пустотой.
— Жалею, что не успела показать тебе Париж, — ее смех прозвенел неестественно высоко, как надтреснутый хрустальный колокольчик, заставив Артёма вздрогнуть. — Ты бы обожал их булочки. Настоящие, с хрустом… — Голос сорвался на последнем слове, превратив "булочки" в сдавленный шепот.
Он не видел, как она, резко отвернувшись к темноте за окном, кусает внутреннюю сторону щеки до крови, быстро смахивая ладонью предательские слезинки, горячие, как ожог. Не слышал, как ее дыхание на миг перехватило.
— Поехали? — бросила она уже через плечо, швырнув слова, как камешки, и плюхнулась на сиденье, уткнувшись взглядом в темное стекло.
Дорогу молчания прервал лишь хриплый вокал из колонок. Знакомый до боли трек. Тот самый, под который они танцевали на пустой парковке, когда летний дождь заливал лобовое стекло серебристыми потоками, а внутри было тесно от смеха и тепла их тел. Теперь бит казался чужим и назойливым, а слова — жестокой насмешкой. Артём бессильно сжал руль, не в силах выключить эту пытку.
Машина остановилась у ее дома. Мотор продолжал урчать — глупое, упрямое отрицание конца. Артём не заглушил его, цепляясь за эти последние секунды, за ее отражение в зеркале — бледное, с ярким пятном губ.
— Ну… прощай, — пробормотал он, не в силах произнести ее имя. Слово повисло в воздухе, тяжелое и беспомощное.
Диана молча порылась в сумке. Пальцы нащупали льняную шероховатость обложки. Она достала потёртый альбом и протянула его, стараясь не коснуться его пальцев, словно это был раскаленный металл. Альбом лег на панель приборов между ними, как надгробие.
— Хотела подарить через неделю, — голос ее был ровным, монотонным, как диктор объявлений. — Там… билеты в тот заброшенный кинотеатр. Фото с озера. Письма… наши глупые письма. — Она сняла с шеи кулон-половинку сердца — теплый от тела кусочек металла. Положила его аккурат поверх альбома. — Отдай той, кто не станет переделывать твою жизнь. Кто примет тебя… сельским.
Она вышла быстро, резко, не оглядываясь. Дверь захлопнулась с финальным щелчком. Артём инстинктивно рванулся к кулону, но рука замерла в сантиметре от него. Фонарь над подъездом мигал назойливо, будто подмигивая в такт его бешеному сердцебиению, как неверный, насмешливый свидетель.
Дома:
Она впилась спиной в входную дверь, словно удерживая весь мир снаружи. Потом резко скинула куртку, швырнув ее на пол. Надела растянутый свитер, который он забыл после того пикника — ткань все еще пахла лесом, дымом костра и… им. Запах ударил в нос, спровоцировав новый приступ тошноты. Диана повалилась на кровать лицом к стене, вжавшись лбом в прохладную штукатурку. В тишине, глухой и давящей, звенело одно воспоминание: "Смотри, я нашла гитару, как та, что ты когда-то потерял! В единственном магазине области!" — ее глаза сияли тогда, как два солнца, а он… Он молчал, гладя гриф, не решаясь сказать, что этот инструмент слишком хорош, слишком "городской", слишком не его, и что старая потерянная гитара была частью его прошлого, которое он не хотел возвращать. "Я пыталась…" — прошептала она в подушку, глотая ком в горле, острый, как битое стекло. — "Я пыталась вписаться в твой мир. Но счастье — не спасательный круг. Его нельзя навязать… или выпросить."
Телефон завибрировал на тумбочке, заставив ее вздрогнуть. Сообщение от Даши: «Привет. Встретимся завтра вокрг моего дома. Около 5?»
Диана механически ткнула в ответ: «Ок». Голос прозвучал чужим, когда она добавила в пустоту комнаты: — Хорошо, расскажу ей… как все произошло. Хотя что рассказывать? Конец. Точка.
Она провела ладонью по стене, нащупав знакомую шероховатость — царапину от грифа его гитары. Память о первой ссоре. Теперь это был шрам.
Попытка бегства:
Девушка воткнула наушники, слепо тыкая в плейлист с их общими треками. Первые аккорды знакомой песни вонзились в сознание, как нож. Через три секунды она выдернула штекер, будто обожглась. Тишину нарушал лишь назойливый, монотонный гул холодильника из кухни.
На кухне: Она достала остатки вчерашнего торта — его любимого, "Прагу". Отломила кусок, поднесла ко рту… Сладкий вкус мгновенно перенес ее в кафе, где они сидели в прошлую субботу, его смех, его рука на ее колене… Кусок упал обратно на тарелку. Вместо этого налила вина в бокал. Первый глоток обжег горло горечью невысказанных слов и невыплаканных слез. На полке, среди книг по искусству, притаился поблекший плюшевый мишка из парка аттракционов — выигранный им в "американских гонках", когда он целовал ее, крича от восторга. Девушка ткнула пальцем в его пуговичный нос: «Ну что, Мишка? Вот и сказочке конец? Правда?» Глаза игрушки смотрели на нее с тупым, вечным оптимизмом.