Но чувство стыда и ужаса было перекрыто одним всепоглощающим импульсом: Бежать! Немедленно!
Она не могла остаться здесь. Не могла увидеть Кирилла снова. Не могла смотреть в глаза другим гостям. Этот город, эти ворота, этот сыр — все было отравлено этим ужасным финалом. Ей нужно было уехать. Сейчас же.
С лихорадочной скоростью она стала скидывать вещи в рюкзак. Пальто из Осло, которое минуту назад было доспехами, теперь казалось ей саваном, напоминанием о глупой надежде, которая только что разбилась вдребезги, как тот янтарь на полу лоджии. Она сбросила его, словно обжигающее. Надела старый синий свитер — он был холодным, чужим, но хоть не нес память о минувшем вечере. Бежевые брюки, футболку — все летело в рюкзак беспорядочной кучей. Она не думала о складывании. Только о скорости.
Достала телефон. Пальцы дрожали, она тыкала не в те иконки. Наконец, браузер. "Билеты. Калининград. Берлин. Сегодня. Сейчас." Аэропорт Храброво. Самый ближайший рейс. Утренний. Через… 5 часов. Билет в один конец. Цена не имела значения. Она тыкала в "Купить", вводила данные карты, проклиная медленный интернет хостела. "Подтверждено". Выдох, больше похожий на стон.
Она схватила рюкзак, не закрывая его до конца. Она выбежала из дормитория, не оглядываясь. Внизу, в холле, горел свет. Кирилла не было видно. Может, он все еще на лоджии? Может, собирает осколки своего подарка и своей гордости? Диану передернуло. Она проскочила к выходу, толкнула тяжелую дверь.
Холодный ночной воздух обжег легкие. Было темно и пустынно. Она пошла быстрым шагом, почти бегом, к Южному вокзалу, откуда ходил автобус в аэропорт. Город, который днем казался ей многослойным и загадочным, теперь был чужим и враждебным. Тени домов нависали угрожающе. Каждый шорох заставлял вздрагивать — ей казалось, что это Кирилл, что он догоняет ее, чтобы… Что он мог сделать? Она не знала. Но страх гнал ее вперед.
На вокзале было безлюдно и холодно. Она купила билет на ближайший автобус, села на жесткую пластиковую скамью и сжалась в комок, обхватив рюкзак руками. Дрожь не проходила. Перед глазами стояли кадры, как в дурном кино: его лицо, наклоняющееся к ней… Его глаза, наполненные теплом, а потом — яростью… Блеск янтарных камешков, летящих в его лицо… Звук удара…
"Что я наделала? Я же сама… Я спровоцировала…" — вихрь самообвинений кружился в голове. Но тут же всплывали его слова: "Ты думаешь, я каждую вывожу?.. Тысяча поклонниц…" Жестоко. Низко. Но, возможно, правдиво? Может, она и правда была для него лишь одной из многих? И ее отказ задел лишь его мужское самолюбие?
В автобусе она заняла место у окна, прижалась лбом к холодному стеклу. Калининград уплывал за темными окнами — силуэты ворот, огни набережной, темная гладь Преголи. Город осколков. И она оставила здесь свои осколки — осколки доверия, осколки надежды, осколки янтарного браслета. И кусочек "Янтарного" сыра в холодильнике хостела.
Самолет набрал высоту. Диана смотрела в иллюминатор. Внизу расстилалась темная Балтика, окаймленная тонкой полосой утренней зари. Берлин ждал. Город романтики, который породил этот жанр. Но романтики в ее душе не было. Была только пустота, стыд, растерянность и ледяное, неумолимое движение вперед. Она достала блокнот цвета морской волны. Страница после калининградских сырных откровений была чистой. Дрожащей рукой она вывела:
Разбито. Все разбито. Доверие. Янтарь. Возможность. Моя вина? Его? Артём? Не знаю. Берлин. Только вперед. Собрать осколки себя. Если смогу.
Она захлопнула блокнот, откинулась на сиденье и закрыла глаза. Пальто из Осло было скомкано в рюкзаке. Его тепла она больше не чувствовала. Только холод высоты и предчувствие долгого пути в одиночестве. Самолет несся на запад, увозя ее от осколков Балтики к новым, неизвестным берегам. Сага продолжалась. Но глава о Калининграде была закрыта навсегда, оставив после себя лишь горький привкус и синяк на щеке незнакомого парня с татуировкой корабля.
Глава 14
Поезд Берлин-Кёльн мчался сквозь серое полотно немецкого ландшафта. За окном мелькали индустриальные пейзажи, аккуратные поля, леса, окрашенные в рыжеву поздней осени. Диана сидела у окна, пальто из Осло снова было на ней — словно броня, напоминание о том, что подлинная она все еще существует, пусть и поцарапанная. Берлин промелькнул как смутный сон: серые улицы, музеи, которые она посещала механически, разговоры с другими постояльцами хостела, не задевавшие душу. Романтика города, породившего жанр, прошла мимо нее. Она была пустым сосудом, наполненным лишь стыдом и грохотом разбитого янтаря о лоб Кирилла.