Выбрать главу

Вена встретила ее запахом кофе, свежей выпечки и… лошадей? Нет, это не галлюцинация. Воздух исторического центра, особенно у Михаэлерплатц, где она нашла уютный пансион, нес едва уловимый, но стойкий аромат конюшен — теплый, животный, древесный. Это был запах Испанской школы верховой езды (Spanische Hofreitschule), куда Диана направилась в первую же очередь. Не из туристического долга, а по велению странного внутреннего зова. После истории с Кириллом и его "раздаточными" браслетами, ей отчаянно хотелось прикоснуться к чему-то подлинному, выверенному веками, к дисциплине, превращенной в искусство.

Утреннее занятие в Зимней школе (Winterreitschule) было подобно погружению в живой музей. Высоченные бело-золотые залы эпохи барокко, освещенные мягким светом из огромных окон. В воздухе висела торжественная тишина, нарушаемая лишь ритмичным цоканьем копыт по песку, сдержанными командами берейторов на непонятном языке (казалось, смесь немецкого и латыни) и… дыханием. Глубоким, размеренным дыханием липицианов.

Диана стояла на балконе, завороженная. Воздух Зимней школы был напоен запахом старинного дерева, воска и теплого, живого лошадиного духа — не навозом, а чем-то глубоким, древесным, благородным. Каждый мускул липицианов играл под белоснежной кожей, каждый шаг был выверенной поэзией силы и грации. Берейторы, неподвижные статуи в седлах, излучали не власть, а глубокое взаимопонимание, выкованное годами терпеливого диалога. Когда молодой жеребец во время сложного пассажа слегка заиграл, нервно вскинув голову, его берейтор не дернул повод, не повысил голос. Он просто положил ладонь на мощную, покрытую шелковистой шерстью шею, сказал что-то тихое, воркующее — и волнение улеглось, как волна о песок. Лошадь вздохнула глубоко и продолжила танец.

«Вот оно… — пронеслось в голове Дианы, и в горле встал ком. — Настоящее доверие. Не требование, не игра. Дар, заслуженный терпением и уважением. Как я хочу этого… Хотя бы на мгновение прикоснуться к этой силе, к этому спокойствию.»

После представления, когда последние аккорды торжественной музыки растворились в воздухе, а зрители начали расходиться, Диана, движимая этим острым, почти физическим желанием, подошла к стойке информации. Ее руки слегка дрожали.

"Entschuldigung…" (Извините…) — голос звучал чуть хрипло от волнения. "Ich war so beeindruckt… diese Verbindung zwischen Reiter und Pferd…" (Я была так впечатлена… эта связь между всадником и лошадью…) Она сделала глубокий вдох. "Ich weiß, dass Reiten hier… unmöglich ist. Für Anfänger. Aber… gibt es irgendeine Möglichkeit? Nur für einen Moment? Vielleicht… eines der Pferde zu streicheln? Oder zu füttern? Einfach… in der Nähe zu sein? Um diese… Ruhe zu spüren?" (Я знаю, что катание здесь… невозможно. Для новичков. Но… есть ли какая-нибудь возможность? Хоть на мгновение? Может быть… погладить одну из лошадей? Или покормить? Просто… побыть рядом? Чтобы почувствовать это… спокойствие?)

Женщина за стойкой, элегантная и строгая, собиралась вежливо отказать, ее лицо уже приняло выражение привычного сожаления. Но в этот момент к стойке подошел пожилой мужчина. Он был одет не в парадный фрак берейтора, а в практичный, но чистый костюм конюха — темные брюки, рубашка с закатанными рукавами, открывавшая сильные, покрытые седыми волосами предплечья. На груди — скромный значок Школы. Его лицо было изрезано морщинами, как старый дуб, но глаза — светло-голубые, как небо над Альпами — смотрели на Диану с неожиданной проницательностью и теплотой. Он уловил конец ее вопроса.

"Streicheln? Füttern?" (Гладить? Кормить?) — переспросил он, его голос был низким, с легким хрипловатым оттенком, как скрип старого дерева. Он внимательно посмотрел на Диану, словно сканируя ее искренность. "Warum?" (Почему?) — спросил он просто, но не грубо. С любопытством.

Диана растерялась. Как объяснить этому незнакомцу всю свою калининградскую историю, стыд, бегство, кёльнское освобождение и жажду настоящего? Она нашла лишь фрагменты правды: "Ich… ich hatte eine schwere Zeit. Viel Lärm in mir. Und hier…" (Я… у меня был трудный период. Много шума внутри. А здесь…) — она махнула рукой в сторону арены, где еще витал дух представления. "…hier ist so viel Stille. So viel Vertrauen. Ich brauche… einen Anker. Nur für einen Moment." (…здесь так много тишины. Так много доверия. Мне нужен… якорь. Хоть на мгновение.)