Диана взяла оранжевый кубик. Ее рука дрожала. Она протянула ладонь к мягким губам Фавори. Он осторожно, деликатно взял угощение. Его губы щекотали кожу. Он жевал с явным удовольствием, глядя на нее своими темными, бездонными глазами. Диана засмеялась сквозь слезы — тихий, счастливый смех. Она протянула руку за еще одним кубиком старику и дала еще. Потом еще. Фавори терпеливо ждал, его дыхание было ровным и спокойным. Диана почувствовала, как их дыхание синхронизируется — ее собственное, ранее сбивчивое, выравнивалось в такт с его глубокими, размеренными вдохами и выдохами.
«Вот он… — думала она, гладя теплую шею. — Тот самый якорь. Простота. Теплота. Молчаливое доверие. Никаких слов. Никаких подарков с подвохом. Только здесь и сейчас. Только дыхание и прикосновение.» Она вспомнила панику на лоджии хостела, крики, летящий браслет. Здесь же царила тишина понимания. Искреннего. Немого. Глубокого.
Через несколько минут, которые показались вечностью чистого покоя, старик мягко сказал: "Es ist genug, Fräulein. Favory muss sich ausruhen vor der nächsten Arbeit. Und wir müssen die Regeln respektieren." (Достаточно, фройляйн. Фавори должен отдохнуть перед следующей работой. И мы должны уважать правила.)
Диана поняла. Она последний раз нежно погладила шею Фавори Прима, почувствовав под ладонью биение мощной жизни. "Danke, schöner Prinz," (Спасибо, красивый принц) — прошептала она. Жеребец фыркнул, будто в ответ.
Старик проводил ее обратно к выходу из конюшни. У двери он остановился и посмотрел на нее своими проницательными голубыми глазами.
"Vertrauen…" (Доверие…) — произнес он медленно, обводя рукой конюшню. "…kommt nicht vom Schnellen Reiten oder Lauten Reden. Es kommt vom Stillen Stehen. Vom Warten. Vom Respektieren der Grenzen des anderen. Und von der Geduld. Viel Geduld." (…приходит не от быстрой езды или громких речей. Оно приходит от спокойного стояния рядом. От ожидания. От уважения к границам другого. И от терпения. Большого терпения.) Он тронул пальцем свой значок. "Das lernen wir hier. Jeden Tag. Mit jedem Pferd. Und manchmal…" (Этому мы учимся здесь. Каждый день. С каждой лошадью. И иногда…) — он кивнул в сторону Дианы, "…erinnert uns ein Gast daran, was wirklich zählt." (…гость напоминает нам, что действительно важно.)
Он протянул ей последний кубик моркови. Не для лошади. Для нее. "Ein Andenken. Vom Favory. Und von der Stille." (Сувенир. От Фавори. И от Тишины.)
Диана взяла морковку. Она была прохладной и влажной. Простой. Настоящей. "Vielen Dank," (Большое спасибо) — сказала она, и слов было мало, но в них была вся ее благодарность. Не только за то, что погладила лошадь. За урок. За мгновение истинного контакта. За напоминание о том, что доверие строится медленно, в тишине, с уважением к чужим границам, и что иногда самое важное — это просто спокойно стоять рядом и дышать в унисон.
Она вышла из прохладной полутьмы конюшни на залитую венским солнцем площадь. В руке она сжимала кубик моркови. В душе царил глубокий, теплый покой, настоянный на запахе сена, теплой лошадиной шерсти и тихом дыхании Фавори Прима. Урок был усвоен глубже, чем если бы она проехала галопом. Истинная близость и гармония требуют не спешки и захвата, а времени, терпения, уважения и умения слушать без слов — будь то лошадь, человек или собственная душа. Она была готова нести этот покой дальше, к следующей главе своей саги.
От величия и гармонии Имперской школы Диана невольно потянулась к чему-то столь же древнему и выверенному, но иному — к Петерскирхе. Не к грандиозному Собору Святого Стефана, а именно к этой барочной жемчужине, спрятанной среди венских улочек, недалеко от Градена.
И снова — шок. Но иного рода. Внешне церковь выглядела довольно скромно. Но стоило переступить порог… Диана ахнула. Буйство барокко обрушилось на нее: взмывающие ввысь, украшенные фресками своды, витые колонны из розового мрамора, обильная, почти болезненная позолота, скульптуры святых и ангелов, замерших в экстатических позах. Казалось, сам воздух внутри был густым от золотой пыли и ладана. Это была не тишина Кёльнского собора, а торжествующий гимн во славу Бога и земной красоты, высеченный в камне и покрытый сусальным золотом. Красота не смиренная, а гордая, почти вызывающая.
Диана села на одну из жестких деревянных скамей в стороне от основного потока туристов. Контраст с аскетичной мощью Кёльнского собора был разительным. Там — стремление к небу через тяжесть камня и незавершенность. Здесь — небо уже спустилось на землю, воплощенное в блеске золота и вихре форм. «Разные пути к одному? — подумала она. — Или разные представления о святости?»