"Du sprichst von Lichtern," (Ты говоришь о фонариках) — продолжил священник. Его голос звучал почти мечтательно. "Lichter auf dem Wasser. Ein schönes Bild für Hoffnung. Für die Sehnsucht nach Schönheit und Frieden in der Dunkelheit. Vielleicht ist dein Weg nicht nur zu ihnen, sondern auch durch sie hindurch. Ein Weg, auf dem du lernst, dein eigenes Licht zu tragen. Auch wenn es manchmal flackert." (Фонарики на воде. Прекрасный образ надежды. Тяги к красоте и миру во тьме. Возможно, твой путь не только к ним, но и через них. Путь, на котором ты учишься нести свой собственный свет. Даже если он иногда мерцает.)
Он помолчал. "Du hast einen Stein ins Wasser geworfen. Den Bernstein. Es war notwendig. Jetzt… lass das Wasser ihn tragen. Und trage dein eigenes Licht weiter." (Ты бросила камень в воду. Янтарь. Это было необходимо. Теперь… позволь воде нести его. А сама неси свой собственный свет дальше.)
Затем прозвучали слова на латыни — мягкие, ритмичные. Формула отпущения грехов. Диана не понимала смысла, но звук этих слов, произнесенных с глубокой искренностью, проник в нее, как бальзам. Не религиозное таинство, а человеческое участие. Акцепт ее боли. Признание ее усилий. Благословение на дорогу.
"Geh in Frieden. Und folge deinen Lichtern, Kind." (Иди с миром. И следуй за своими огоньками, дитя.)
"Danke…" (Спасибо…) — прошептала Диана, чувствуя, как по щекам текут теплые, очищающие слезы. Не слезы стыда. Слезы освобождения. "Vielen Dank." (Большое спасибо.)
Она вышла из исповедальни на залитый золотым светом барокко неф церкви. Мир не перевернулся. Она не стала верующей. Но тяжесть, которую она носила с Калининграда, та самая, что заставила ее бежать в Берлин, а потом искать спасения у Кёльнского Собора, — растворилась. Ее не "отпустили грехи". Ее выслушали. И в этом акте выслушивания, в признании ее боли и ее мужества сказать о ней, было прощение. Само-прощение.
Она подошла к алтарю, опустила монетку в ящик для пожертвований и зажгла тонкую восковую свечу. Не святому. Не Богородице. Своей дороге. К фонарикам. Пламя заколебалось, потом выпрямилось, маленькое, но яркое и устойчивое.
Выйдя из прохладной полутьмы церкви на залитую солнцем венскую улочку, Диана достала блокнот цвета морской волны. Она хотела записать все: и полет липицианов, и золотой гимн Петерскирхе, и темную тесноту исповедальни, и голос, говоривший о ее собственном свете.
Но когда она открыла его, на последней исписанной странице (после кёльнского утра и истории Сабрины) ее взгляд упал на странную пометку на полях, сделанную ее же рукой, но которую она не помнила, чтобы писала. Всего два слова, выведенных неровно, как будто в трансе или глубокой задумчивости:
> > Стамбул
Она замерла. Откуда? Когда? Может, она машинально записала это после исповеди, под впечатлением? Но она этого не помнила. Или… был ли это намек? То самое "наставление" после исповеди? Голос священника звучал в памяти: "…folge deinen Lichtern…" (Следуй за своими огоньками…). И вдруг с абсолютной ясностью она поняла: следующий шаг — Стамбул. Не Париж, не Рим, не Прага. Именно Стамбул. Город на стыке миров, света и тени, мечетей и древних церквей, восточных огней и европейских теней. Город, где вода и свет играли особенную роль. Город, который сам был похож на гигантский, мерцающий фонарь на проливе между континентами.
Это не было страхом или долгом. Это было зовом. Таким же ясным и необъяснимым, как желание исповедоваться минуту назад. Путь к фонарикам вел через Стамбул. И она знала, что поедет. Не завтра. Не через неделю. Сейчас. Потому что поток, подхвативший ее после брошенного в Рейн браслета и кёльнской исповеди, не терпел промедления.
Она нашла ближайшее кафе с Wi-Fi, заказала меланж (венский кофе со сливками) и, пока он стынет, одним движением пальца купила билет на ночной автобус Вена-Стамбул. Не самый комфортный, но самый быстрый способ. Отправление — через 6 часов.
Закрывая ноутбук, она поймала себя на мысли: она не знала, что будет искать в Стамбуле. Мечеть? Голубую? Айя-Софию? Босфор на закате? Базары, полные света и красок? Она не знала. Но знала, что доверяет этому зову. Как липициан доверяет берейтору. Как она доверила свой стыд темноте исповедальни. Как вода доверилась течению, унося осколки прошлого.
Допивая меланж, она открыла блокнот на чистой странице. Написала сверху: ВЕНА. Перевал Доверия. И ниже:
Липицианы. Танец доверия, выкованный веками. Урок: Истинная близость — не игра, а мастерство, терпение, возвышение другого.