Диана стояла перед узким, темноватым переулком в Старом Дели. Запах кардамона, жасмина и вековой пыли смешивался с едкой вонью сточной канавы где-то рядом. Над головой висела смертоносная паутина проводов. Гул базара Чандни-Чоук оглушал, превращаясь в сплошной низкий рокот. Людской поток толкал ее, задевая плечами, локтями.
"Синяя дверь. Neela darwaza. Где же она?" — мысль пронеслась сквозь шум, острая и настойчивая. Суреш остался позади, в своем желтом "Амбассадоре", его предупреждение "Gharam jagah hai!" — "Горячее место!" — звенело в ушах громче клаксонов. "Опасное? Или просто людное? Почему он так нервничал?"
Она протиснулась мимо груды мешков, из которых сыпался красный порошок чили, остро щипавший глаза. Обогнула деревянную тележку с горшками. Мимо нее пронесли что-то тяжелое, завернутое в грязную мешковину. Взгляд лихорадочно скользил по фасадам: выцветшая краска, облупившаяся штукатурка, ржавые решетки, темные проемы лавок. Сердце колотилось где-то в горле, каждый вдох был коротким, прерывистым, наполненным пылью и чужими запахами. Внутренний свет, тот самый, что сиял на море, сжался до крошечной, трепещущей точки. "Что я делаю? Это безумие. По смутной наводке… в этом аду…"
И вдруг она увидела ее. Неяркую, выцветшую от солнца и времени, но несомненно синюю. Дверь. Вросшую в стену старого, обшарпанного здания, под нависающим балконом, увешанным бельем. Ни вывески, ни таблички. Просто синяя дверь.
Диана замерла. Весь шум, весь гул, вся пыльная ярость Старого Дели словно отступили на мгновение. Осталась только эта дверь. И тишина внутри нее — гулкая, звенящая от напряжения. Рука сама потянулась к груди, к сумке, где лежал блокнот цвета морской волны. Твердый уголок упирался в ладонь, напоминая о цели, о пути, о Манише. "Фавори Прима… Стамбул… этот адрес… все привело сюда. К этой двери."
Она сделала шаг вперед. Пыль хрустнула под сандалиями. Звук показался невероятно громким в ее приглушенном мире. Сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках. Страх был холодным и липким, обволакивающим. "Что за ней? Кто за ней? Знание? Опасность? Пустота?" Предупреждение Суреша вспыхнуло ярко: "Gharam jagah hai! Быстро!"
Ее рука, будто сама по себе, поднялась. Пальцы сжались в кулак. Она замерла в сантиметре от потертой синей краски. Дыхание перехватило. Весь ее путь — бегство из Калининграда, откровения Кёльна, покой моря, тигель Дели — сжался в эту одну точку перед синей дверью. Мир завис. Она собрала всю свою волю, всю оставшуюся кроху света внутри, весь страх и всю надежду. И постучала. Три раза. Твердо. Громко. Звук ударов по дереву отдался эхом в ее собственной груди, гулким и окончательным. Она затаила дыхание, вжавшись в стену, готовая ко всему и одновременно — ни к чему. Дверь в неизвестность была перед ней. Сага висела на волоске.
Глава 19
Тишина за синей дверью была не пустотой, а плотной, осязаемой субстанцией, вязкой и тяжелой. Она давила на барабанные перепонки после оглушительного рева Чандни-Чоук. Диана стояла, прижавшись спиной к шершавой, прохладной от тени стене старого дома. Шероховатость камня ощущалась даже сквозь тонкую ткань ее блузки. Пот, смешанный с пылью Дели, образовывал липкие дорожки на висках и шее. Ее кулак, только что стучавший в дверь, все еще был сжат, костяшки побелели. В ушах стучала кровь, гулко отдаваясь в такт учащенному сердцебиению.
Ничего. Ни звука. Только этот гнетущий гул извне, приглушенный дверью. Пустота? Заброшенность? Или… ловушка? Мысль пронеслась остро, как лезвие. Предупреждение Суреша — «Гхарэм джагах хай!» — «Горячее место!» — вспыхнуло в сознании ярко-красным сигналом. Холодный прилив страха сжал горло, перехватывая дыхание. Надо уходить. Сейчас. Пока не поздно. Что я вообще думала? Следовать за смутной наводкой в этом… этом аду?