Как будто мир смывает с тебя грязь, — подумала Диана, чувствуя, как напряжение последних дней начинает таять где-то глубоко в плечах. Она закрыла глаза, вдыхая стерильный воздух салона, но воображая влажный, теплый, напоенный ароматом земли, воды и цветов воздух, который ждал ее впереди.
Приземление было мягким. Аэропорт Чиангмая был небольшим, уютным. И — тихим. Поразительно тихим после вечного рева Дели. Звуки были приглушенными: шепот голосов, смех, скрип тележек, мягкий, мелодичный перезвон колокольчиков, висящих где-то под потолком или у дверей. Воздух… Диана остановилась, выйдя из зоны прилета. Она вдохнула полной грудью. Воздух был теплым, влажным, но не удушающим. Он нес в себе сложный, свежий букет: влажную землю после недавнего дождя, сладковатый аромат неизвестных цветов (плюмерия, как она позже узнает), зелень травы, легкую дымку. Ни пыли, ни гари, ни едких запахов. Чистота. Обещанное чудо начинается с воздуха, — подумала она, и на губах появилась первая за долгое время спонтанная улыбка.
Город подтвердил первое впечатление. Таксист — молодой таец с беззаботной улыбкой — встретил ее не атакой предложений и не гудком, а спокойным "Савадди ка!" (Здравствуйте!) и легким поклоном-«вай». Дорога в гестхаус шла мимо ухоженных садов, невысоких домиков в традиционном стиле, золотых крыш храмов («ватов»), выглядывающих из-за деревьев. Неторопливость. Улыбки прохожих. Отсутствие суеты. После Дели это было как попасть в другой, спокойный, дышащий миром измерение. Рай? Пока что — очень похоже.
Гестхаус «Лотосовый Пруд» оправдал свое название. Небольшой, утопающий в зелени дворик. Небольшой, но искрящийся чистотой пруд с медленно плавающими карпами кои — оранжевыми, белыми, черными. Арки, увитые цветущими орхидеями невероятных форм и расцветок. Тишина, нарушаемая лишь щебетом птиц и журчанием воды в маленьком фонтане. Ее комната была просторной, светлой, с деревянным полом и балкончиком, выходящим в сад. Диана сбросила рюкзак, подошла к балкону. Закрыла глаза. Вдохнула. Покой. Настоящий, глубокий, идущий не только от места, но и от знания, что самое трудное позади. Остался последний шаг.
День прошел в блаженном бездействии. Диана бродила по окрестным улочкам, пила свежевыжатый сок сахарного тростника с лаймом, смотрела на золотые ступы храмов, просто сидела в саду гестхауса, слушая звуки и вдыхая ароматы. Она сознательно избегала центра, толп, предвкушения фестиваля. Ей нужно было сохранить тишину внутри. Ту тишину, о которой говорил Маниш.
Вечером, когда солнце начало клониться к горизонту, окрашивая небо в нежно-розовые и персиковые тона, она достала деревянный ящичек. Поставила его на стол на балконе. Открыла. Вынула тонкую рисовую бумагу, бамбуковое кольцо, восковой диск с фитильком. Села.
Тишина сада опустилась на нее, мягкая и теплая. Стрекот цикад стал медитативным фоном. Диана взяла рисовую бумагу. Она была невесомой, хрупкой. Думая о том, что уходит.
Она начала аккуратно разворачивать бумагу. Перед ее внутренним взором всплывали образы, как кадры старого, тяжелого фильма:
Лоджия хостела. Наклоняющееся лицо Кирилла. Паника, сжимающая горло. Ее собственный крик: "Не готово!" Гнев в его глазах. Летящий в темноту янтарный браслет. Чувство стыда и унижения.
Холодные улицы. Ощущение потерянности. Тяжесть предательства — и его, и своего собственного. Бегство, как единственный выход.
Суровый взгляд старика-конюха. Тепло шеи Фавори Примы под ее ладонью. Глубокий покой синхронного дыхания. И темнота исповедальни. Стыд, вылитый наружу. Голос священника: "Неси свой свет". Отпусти.
Синяя дверь. Глаза Маниша в щели. Страх. Темнота комнаты. Запахи старости и тайны. Желтая куркума на коже. Его слова: "Отпусти. Все камни." Отпусти.
Шок аэропорта. Грохот дороги. Пыль. Людское море Чандни-Чоук. Липкий страх у синей двери. Отпусти. Отпусти страх. Отпусти пыль. Отпусти сомнения.
Она формировала бумагу вокруг бамбукового кольца. Пальцы работали медленно, бережно, следуя интуиции. Не нужно было сложных инструкций. Нужно было думать о том, что уходит. Каждое воспоминание, каждая боль, каждая тяжелая эмоция мысленно помещалась на эту тонкую бумагу. Вот тебе мой стыд. Вот мой страх. Вот мой гнев. Вот мои сомнения. Она аккуратно закрепляла края бумаги тонкой, гибкой проволокой, шедшей в комплекте, создавая нераспустившийся бутон лотоса — «кхом лой». Его форма рождалась под ее руками — не идеальная, чуть асимметричная, но ее.