<｜end▁of▁thinking｜>
Она прикрепила восковой диск к центру крестовины из тонкой проволоки внутри бумажного шара. Фитилек смотрел вниз. Фонарик был готов. Он лежал перед ней на столе — хрупкий, невесомый сосуд, наполненный всем грузом ее прошлого. Но теперь этот груз был готов к превращению в свет и воздух.
Вечер наступил мягко, окрашивая небо в акварельные разводы сиреневого, розового и золотого. Город начал преображаться еще до выхода Дианы из гестхауса. Когда она вышла на улицу, затаив дыхание, ее встретило зрелище невероятной, тихой магии. Повсюду, куда падал взгляд, горели крошечные огоньки.
На подоконниках домов и магазинчиков — масляные лампадки «ком лой» в маленьких глиняных или керамических чашечках, их пламя ровное, почти не колышущееся.
У ворот храмов — целые гирлянды лампадок, создающие теплые островки света в сгущающихся сумерках.
Вдоль дорог, на мостах через реку Пинг — бесконечные вереницы огней, отражающихся в темной воде, как россыпи упавших звезд.
На деревьях — маленькие бумажные фонарики, подвешенные на нитях, качающиеся от легкого ветерка.
Атмосфера была пропитана благоговением и радостным ожиданием. Не было шумного веселья, а была глубокая, общая тихая радость. Диана надела легкое платье цвета индиго — цвет моря у турецкого берега, цвет ее блокнота. Брызнула на запястья «Waldlichtung». Знакомые ноты влажной земли после грозы, смолистого кедра и искры грейпфрута странно и прекрасно смешались со сладковатым ароматом жасмина, цветущего где-то рядом, и свежестью тропического вечера. Ее аромат вписался в аромат ночи.
Центром вселенной в эту ночь стала огромная лужайка перед древним храмом Ват Пхра Сингх. Туда стекался поток людей — неторопливый, спокойный. Местные жители в нарядных традиционных костюмах — женщины в изящных «пасинах» и блузках, мужчины в белых рубашках и темных брюках. Туристы со всего света, одетые кто во что, но с одинаковым выражением зачарованности на лицах. Монахи в шафрановых одеяниях, их лица невозмутимы, но глаза светятся внутренним миром. Всех объединяла атмосфера глубокого единения и спокойной радости.
Воздух был наполнен негромкими разговорами, смехом, напевами монахов и легким шелестом рисовой бумаги — тысячи людей несли свои «кхом лой».
Запахи создавали сложный, волнующий букет: дымок благовоний (сандал, плюмерия, пачули), сладкая вата и жареная кукуруза с уличных лотков, свежескошенная трава под ногами и, сильнее всего, сухой, чистый запах рисовой бумаги — как страницы старой книги, ожидающей огня.
Диана шла среди толпы, держа свой собственноручно сделанный «кхом лой». Он казался ей невероятно живым в руках. Блокнот цвета морской волны мирно спал в ее небольшой сумке-мессенджере. Писать было не нужно. Весь путь — все падения, все боли, все прозрения, все встречи — вел к этому моменту. Калининград, Берлин, Вена, Стамбул, Дели… Страх у синей двери и мудрые глаза Маниша… Все это было топливом для этого хрупкого бумажного шара. Время отпустить. Окончательно.
Она нашла место не в самой гуще, а чуть в стороне, на небольшом пригорке, откуда открывался вид на море людей и на храм, подсвеченный снизу лампами. Рядом с ней встала молодая тайская пара, держащаяся за руки. Они улыбнулись Диане, она улыбнулась в ответ. Слова были не нужны.
Вдруг мощный, глубокий удар гонга прокатился над толпой, заставив замолчать все разговоры. Потом второй. Третий. Это был сигнал. Монахи у главной ступы храма подняли руки. Тысячи рук вокруг Дианы подняли тысячи бумажных фонарей. Началось священнодействие.
Она достала обычную зажигалку. Большим пальцем чиркнула колесико. Маленькое, ровное пламя вспыхнуло. Она поднесла его к фитильку своего воскового диска внутри фонарика. Фитилек затлел, потом схватился, загорелся ровным, спокойным огоньком. Тепло сразу же обожгло ее ладони, державшие фонарик снизу. Она почувствовала, как воздух внутри бумажного шара начинает нагреваться. Бумага натянулась, стала упругой. Фонарик заурчал тихим, ровным гулом, наполняясь горячим воздухом. Он зашевелился в ее руках, стал живым, нетерпеливым, тянущимся вверх, к темному небу. Рвущимся на свободу.
Отпусти.
Диана закрыла глаза. Не загадывала желаний о будущем. Не просила ни о чем. Она вспоминала. Концентрировалась на каждом камне, каждой тяжести, каждой темной нити в своей душе. Она визуализировала их, чувствовала их физический вес в груди, на плечах.
Вот тебе, огонь, мой стыд. Стыд за ту ночь в Калининграде. За свою панику. За свою неопытность. За брошенный браслет. Она мысленно помещала этот груз в пламя.