Эти слова, это признание, этот мостик, перекинутый через годы и потери, стали последним, недостающим камнем в арке ее исцеления. Камнем, который замкнул свод, сделав его прочным и нерушимым. Боль утраты не исчезла, но она больше не разрывала сердце. Она стала частью истории, частью силы.
Они говорили долго — часами, пока за окном ранние сумерки окрасили снег в синеву, а потом и в черноту, усеянную огнями окон. Говорили о прошлом без привычной горечи и самоедства. О настоящем — с живым интересом тети Ирины к приключениям племянницы. О будущем — с осторожной, но настоящей надеждой. Тетя, всегда мудрая и практичная, видя спокойную уверенность Дианы, мягко подвела к вопросу, который витал в теплом воздухе комнаты с самого начала:
"А что дальше, солнышко? Огни пойманы, свет найден, окреп. Где его теперь светить? Куда путь держишь? Берлин, говорила раньше? К друзьям?"
Диана не ответила сразу. Она потянулась за своей потертой сумкой, достала оттуда блокнот цвета морской волны — верного спутника всего ее путешествия. Листы были исписаны, испещрены рисунками, вклеенными билетами, засушенными цветами. Она открыла его на последней заполненной странице. Там был тщательно выведенный эскиз летящего фонарика, и под ним — дата: Йи Пенг. Финал одной главы. Она перелистнула на чистый, девственный лист. Белизна бумаги казалась полем возможностей.
"Знаешь, тетя," — начала она, глядя не на блокнот, а прямо в глаза Ирине Петровне, голос ее звучал ровно и твердо, без тени сомнения. "Я… передумала. Не в Берлин. Не прятаться за спины друзей, в привычную эмигрантскую тень. Я еду домой. В Питер. Поступаю в Лесотехническую Академию. На ландшафтный дизайн."
Тетя Ирина слегка приподняла бровь, но не перебивала.
"Я научилась… чувствовать землю, тетя," — продолжила Диана, и в ее голосе зазвучала страсть, новое для нее чувство уверенности в своем выборе. "По-настоящему чувствовать. В Турции — это был жаркий камень и соленый ветер. В Индии — пыльная, древняя, пропитанная молитвами и пеплом земля, которая все принимает и перерабатывает. В Тае — влажная, плодородная, щедрая, как джунгли. Я научилась слышать, как земля дышит. Понимать, что ей нужно. Что людям на ней нужно." Она сделала паузу, собирая мысли. "Я хочу научиться делать так, чтобы на земле хотелось быть. Чтобы она не просто была, а… лечила. Как море лечит своим шумом и бескрайностью. Как лес — своей тишиной и силой. Как сад — своей красотой и гармонией." Диана неожиданно улыбнулась, достала из сумки маленький флакончик. Брызнула каплю на запястье — знакомый аромат наполнил пространство между ними. "Вот, чувствуешь? «Waldlichtung» — Лесная поляна. Кедр, влажная земля после дождя, чуть грейпфрута… Этот аромат… он про самое главное. Про корни, которые уходят глубоко и держат. Про рост — к солнцу, к свету. Про чистоту и покой. Вот это я и хочу создавать. Сады. Парки. Скверы. Маленькие оазисы посреди камня и суеты. В Питере. В России. В местах, где людям особенно нужен глоток воздуха, кусочек природы, островок покоя. Это… мой способ светить теперь. Не в небо, а на землю. Не убегать, а… строить. Для себя. И для других. Думаю, тетя Марта… она бы поняла." Последнюю фразу Диана произнесла чуть тише, но с непоколебимой уверенностью. Образ Марты, любившей свой маленький садик на даче под Питером, где она копалась с рассвета до заката, был для Дианы теперь не символом утраты, а источником вдохновения.
Тетя Ирина молча смотрела на нее. Ее проницательные серые глаза изучали лицо племянницы, искали следы сомнения, романтичного порыва. Но видела только решимость, подкрепленную пройденным путем и обретенной мудростью. Потом медленно, очень медленно, на ее обычно строгих губах расплылась улыбка. Редкая, по-норвежски сдержанная, но искренняя, доходящая до самых глаз, делая их молодыми и теплыми.
"Садись, дитя," — проговорила она, голос ее звучал глубже, с легкой хрипотцой волнения. "Расскажи мне подробнее. Что именно хочешь изучать? Какие сады тебе близки? А я…" — она многозначительно приподняла палец, — "…я знаю пару профессоров в Лесотехничке. Старых товарищей. Может, стоит написать им письмецо предварительное? Про талантливую племянницу, вернувшуюся с опытом… и насмотренностью в разных странах?" В ее глазах блеснул знакомый Диане огонек — практичный, немного хитроватый, всегда готовый помочь своим.