В комнате было светло. Сентябрьское солнце стояло в зените. «Уже день? - я резко поднялся, прогоняя остатки странного, но приятного сна и пошёл на кухню. Пёс ещё спал, его грудная клетка плавно поднималась и опускалась в такт дыханию.
“Здоровый сон - залог выздоровления» - вспомнил я любимое выражение полковника Бортника, моего учителя и друга, погибшего под Байрамом, там за рекой, в далёком 87-ом.
Кастрюлька с кашей так и осталась нетронутой, а чашка с водой была пуста. Наполнив её водой и аккуратно поставив на стол, я тихо, чтобы не разбудить собаку вышел во двор.
Сентябрь подходил к концу, как и мой пятьдесят седьмой год. Небо было бледно-голубое, разбавленное маленькими мазками перистых облаков. Солнце грело не хуже, чем в июле. Листья на деревьях оставались зелеными, и природа ещё не грустила по ушедшему лету. А я грустил. Не люблю осень. И в молодости не любил, а теперь и подавно. Чувствовал, что каждая осень, как вырванный лист из моего и так уже тощего календаря жизни.
Мысли мои вернулись ко сну. «Странный сон, я ведь вчера и правда, был у Антона, засиделся допоздна, давая другу аж два шанса отыграться. Но все три партии остались за мной, плюс триста рэ. Честно выигранные». От воспоминаний о выражении лица Мохова я улыбнулся. Я намного чаще у него выигрывал, но Антон с маниакальной настойчивостью продолжал играть и играть. Мы собирались довольно часто в его однокомнатной холостяцкой квартире в военгородке за Аксаем. Окно его кухни выходит на юг, и взору открывается потрясающий вид на заливные луга по ту сторону железной дороги, на блестящие, словно из ртути, нитки рукавов Дона. Красотища - не передать. Я люблю постоять в погожий денёк у окна, потягивая трубку и полюбоваться чудесным видом. Курю я так, больше для понта, как говорит сегодняшняя молодёжь, и то лишь, когда играю в шахматы.
Я прошёл в гараж, провёл ладонью по капоту своего «Уазика». Машине было почти двадцать, но я был им доволен. «Мой самый молчаливый друг», как я иногда его называл, требовал уборки. На это у меня ушло пару часов. И когда я вновь вернулся в дом, большие настенные часы в зале, пробили три. Я проголодался, но ещё больше меня интересовал пёс. Войдя на кухню, я увидел, что он проснулся и пьёт воду. Увидев меня, он оторвался от чашки и замер. Я тоже остановился у двери. Почти минуту мы смотрели друг на друга, затем я улыбнулся и произнёс:
- Привет.
Я немного замялся, хотел назвать его по имени, но имени-то я и не знал. А своё ещё не придумал.
- Привет парень, - повторил я и, подойдя вплотную, погладил пса по голове.
Тот, в свою очередь, положил морду на стол и жалобно заскулил.
- Всё будет хорошо. Будешь бегать и прыгать, как раньше, ничуть не хуже - сказал я, осматривая бандаж и наложенные шины. Когда я ощупывал его передние лапы, на всякий случай, может быть ночью чего-то не заметил, пёс лизнул мне руку. Всего лишь раз, а за тем внимательно посмотрел на меня. Это прикосновение мягкого языка, похоже, означало благодарность. Я сглотнул подступивший к горлу комок и ещё раз потрепал собаку по загривку.
***
Дни летели быстро. Осенью же это происходит ещё быстрее, как будто время спешит поскорее простится с уходящим, почти пройденным годом, чтобы встретить год новый, молодой и быть может начать всё с начала.
Пролетел октябрь с моим днём рождения, затем и ноябрь пролил холодным дождём. Я хотя и был на пенсии, дел у меня хватало. Помимо меня и «Уазика» (а теперь и пса), на шести сотках жили ещё одиннадцать яблонь - моя радость и гордость. Как вы думаете собрать яблоки, деревья подготовить к зиме, продать, в конце концов, эти яблоки. Сам-то я столько не съем, компоты и варенья я не варю, не люблю возиться на кухне.
А ещё ведь одна забота добавилась - Певец. Пёс, «стаффорд», что я подобрал на дороге. Он уже совсем окреп, кости срослись правильно и, что удивительно, очень быстро. Певец радостно бегал вокруг меня, виляя своим хвостом-антенной, когда я возился в саду или копался в машине.
А Певцом я его назвал, потому что, когда он окреп настолько, чтобы передвигаться самостоятельно, пёс почти каждую ночь выходил во двор и выл, задрав голову к тёмному небу. От этого воя у меня начинали болеть зубы и слезиться глаза. Я и просил его по-доброму, и ругался - всё без толку. Слава богу, что выл он не более пяти минут, затем возвращался в дом и ложился спать. Со временем, эти сеансы, как я в шутку их называл, сократились до двух раз в неделю и я, в конце концов, смирился. «Кто-то играет в шахматы до трёх ночи, кто-то воет на луну» - подумал я тогда. У меня даже возник инцидент в начале ноября с соседом. Как-то вечером он пришёл в изрядном подпитии. Калитку я никогда не запираю, так что Алексей вошёл прямо в дом, мы с Певцом, как раз смотрели новости по НТВ.