Новый год мы встретили вдвоём. Я и Певец, выпили шампанского, провожая ушедший год (конечно же, я пил один). Послушали президента, его торжественную речь. Когда на экране появился Путин, пёс будто бы прилип к телевизору. Мне даже показалось, что он на какое-то время перестал дышать. Я не придал тогда этому значения, в пол уха слушая выступление главы государства. Куранты пробили двенадцать, на улице раздались хлопки фейерверков и радостные крики людей. Я печально улыбнулся. «Вот и пришёл 2004 год, ещё один год в мою и так уже тяжёлую копилку» - с грустью подумал я и не сразу заметил странное поведение Певца. Он сидел, не шелохнувшись с открытой пастью, с которой на ковёр капала слюна. Глаза его были закрыты. Я отставил недопитый бокал в сторону и присел перед ним на корточки. Коснулся рукой его спины и ощутил мелкую, но частую дрожь.
- Эй, парень? - встревожился я.
За окном продолжали греметь выстрелы салютов, производя поистине грандиозный шум и освещая ночное небо. Пёс сидел всё в той же позе, с повёрнутой в сторону окна мордой.
- Это всего лишь салют, - сказал я Певцу, думая, что причина странного поведения собаки именно в нём.
Но текли минуты и ничего не менялось. Я не на шутку испугался не зная, что и предположить, никогда не был силён в неврологии, но всё-таки это было похоже на сильный испуг. Хотя такая реакция?
И вдруг всё прошло, в мгновенье ока Певец ожил. Увидев меня рядом, он положил мне на плечи свои лапы и лизнул в нос. Я от неожиданности повалился назад, на спину, Певец же принял это за желание поиграть и прыгнул на меня, игриво рыча. Мы повозились немного на паласе, борясь друг с другом, но я быстро выдохся. Пёс же был на седьмом небе от счастья. Его голый хвост торчал вверх и чуть подрагивал. Певец всем видом показывал, что готов продолжать играть.
- Нет, нет - засмеялся я, выставляя вперёд руки.
- Хватит Певец, я устал.
Он же продолжал наскакивать.
- Всё, всё, хорошо - ты победил - я извернулся и погладил его по голове, а он поднырнул мне под руку и опять лизнул, на этот раз в щёку.
Я вновь засмеялся, отстраняя его морду рукой. Наконец он успокоился и посеменил на кухню. Я услышал, как он громко и жадно пьёт воду.
Я так привык к нему, Певец стал членом моей маленькой семьи и в глубине души я очень надеялся, что моя глупая слежка не выявит ничего, кроме того, что он самый лучший пёс. В последнее время я заметил, что стал будто бы более открытым, более улыбчивым. Одиночество накладывает свой отпечаток на всё: как ты ешь, как спишь, как ведёшь хозяйство, как общаешься с незнакомыми и малознакомыми людьми. Певец разбавил моё одиночество. Мой крепкий чёрный кофе - сливками, чуть-чуть, но вкус стал другим.
Я особо и не был затворником, хотя кого я обманываю, все одинокие люди - затворники. Даже если они общаются с другими людьми, они закрыты для окружающего мира…
Январь пролетел, побаловав нас не сильным, но постоянным морозцем и пушистым снегом - такая редкость в наши дни. К Антону я пока не ездил, нет, скорее больше не ездил. Это не было похоже на пробежавшую чёрную кошку, но что-то всё же произошло между нами. Та победа дорогого стоила нашей дружбе, так что весь декабрь и январь мы просидели дома, беспрерывно щёлкая каналами телевизора. Я пробовал вновь заинтересовать себя чтением, но терпения и силы воли хватало ровно на пятьдесят страниц. Ну не люблю я читать и всё, никогда не любил.
Если я был не занят просмотром очередной передачи обо всём и ни о чём, то сидел в своём кресле-качалке, держа в зубах незажженную трубку и подолгу молчал, уставившись на какой-нибудь предмет в комнате невидящим взглядом. В голове было пусто, как говорил Мохов, мысли пошли пощипать травку. Внутри тоже была пустота, но другая, давящая, и ощущение скорого изменения прежнего уклада жизни. Ощущение расставания. Я не знал, что всё это значило, не имел понятия, но печаль и тоска поселились в моём сердце. Певец, когда видел меня в таком состоянии, ложился у ног и начинал тихо, тихо выть.
Вот и сегодня с самого утра не было настроения, и я, сложив руки на груди, медленно раскачивался в кресле. В комнату вбежал Певец и, увидев меня таким, заскулил. Я притянул его к себе и погладил по шкуре, блестящей от мокрого снега, он успокоился, замолчал и сел передо мной на задние лапы.
- Я так к тебе привязался - произнёс я, глядя на пса.
- Ты стал моей семьёй, частью меня. Когда ты убегаешь, и тебя долго нет, я начинаю переживать и волноваться, моё настроение улучшается, когда я вижу тебя, - закончил я свой монолог, продолжая поглаживать его по голове и спине.