Певец посидел немного у моих ног и снова убежал на улицу.
Ближе к вечеру позвонил Антоха. Мы поговорили, не касаясь последней встречи, о всякой ерунде, а потом я сделал то, что мне совсем не свойственно - я извинился за ту партию. Антон, какое-то время молчал, видно опешивший от такого откровения. Но прошло несколько секунд и его прорвало: он без устали рассказывал о том, как провёл эти зимние месяцы. Про рыбалку и про охоту. Я слушал его, не перебивая, лишь кивал головой да теребил усы.
- Слушай, приезжай ко мне сегодня - сыграем. Я тебя вкусным ужином накормлю.
- Давай в десять, - не раздумывая принял приглашение я.
Мы ещё немного поболтали и Мохов отключился. Я вертел в руках телефон и думал о только что состоявшемся разговоре. Ведь извинился я не потому, что считал себя виноватым, Антон считал меня таким. «Получается, я извинился для него? А может всё же для себя?» - я пожал плечами. «Да нет, я извинился из-за нашей дружбы». Словно убрал большой камень перегораживающий ручей. Я улыбнулся - настроение моё заметно улучшилось и это не могло не радовать. Всё-таки Антон с его полуночными посиделками и шахматами тоже был частью моей жизни, без которой я чах и засыхал, как цветок без воды.
В полдесятого вечера я был готов, как и мой «Уазик». Певца я решил не брать, памятуя о последней поездке. Да он и сам не сильно рвался, может быть, чувствуя или догадываясь, куда я еду. Я потеребил его по загривку и сказал, что приеду поздно, что бы он меня не ждал и ложился спать. Уже в машине, отъезжая от дома, я усмехнулся себе в усы: «Разговариваю, как с ребёнком, как с сыном».
Вечер прошёл хорошо, я выиграл две и проиграл одну, последнюю партию. Я не поддавался, просто моя голова вдруг стала занята другими мыслями, тревожными мыслями о Певце. Я медленно, но верно проиграл, не очень разочаровываясь, что следующую встречу проведу на жёстком диване. Мысли в голове не давали покоя. «Что-то не так. Что-то случилось» - вертелось в голове. Я нашёл какую-то причину, чтобы, не обидев Антона, а он сегодня был уж очень радушным хозяином, уехать как можно быстрее. Как только его дверь закрылась за мной, я как угорелый рванул вниз, держа под мышкой свёрток, запоздалый подарок от друга на Новый год. Бежал и испытывал дежа вю. Ведь это уже было два месяца назад. Тогда я бежал спасать Певца, а сейчас?
Не помню, как я доехал. Мысли мои были сосредоточены совсем не на дороге. В висках пульсировала боль, а сердце будто бы кто-то сдавливал. Я въехал в садоводческое товарищество на приличной скорости. Бедный «Уазик» кидало на ухабах и ямах. Как всегда, в это время большинство домов спали, вместе со своими хозяевами, уставившись тёмными провалами окон на слабо освещённую дорогу. Не доезжая чуть меньше двух кварталов до дома, я заглох. Несколько раз повернул ключ зажигания в замке, но стартер крутился в холостую. Я недоумённо уставился на датчик топлива на приборной панели, стрелка бензина лежала на нуле. «Я же на обратном пути собирался заправиться, с этой суматохой совсем забыл» - огорчённо подумал я, выскакивая из машины. Стараясь не поскользнуться, я побежал к своему дому. В голове, как заноза засела одна мысль - успеть. Куда и к чему, размышлять не было времени, и я просто бежал. Вот показался и родной забор. С непривычки у меня закололо в правом боку, и я опёрся о деревянный парапет, что бы немножко отдышаться. И в этот момент я услышал странные пощёлкивания, доносящиеся из моего двора. Забор был покосившийся и невысокий, даже моего небольшого роста хватило, чтобы заглянуть во двор. Я всего лишь стал на цыпочки и замер от того, что увидел. А увидел я Певца, сидящего на задних лапах и большую рыжую дворнягу, сидящую напротив него. Они сидели так близко друг к другу, что их морды почти соприкасались. Голова дворняги странно подёргивалась и именно она издавала эти громкие, щёлкающие звуки. Певец какое-то время молчал, а затем стал отвечать ей. Его голова так же стала неестественно дёргаться, а из открытой пасти раздались щелчки, но более глухие, чем у дворняги. Я прилип к забору, боясь пошевелиться, хотя руки и ноги уже затекли, а правую стопу начало скручивать судорогой. Но я терпел, не отводил взгляд от этого странного общения. Это и правда, было похоже на диалог. «Точно, - осенило меня, - они беседуют. Но что это за язык? Уж точно не собачий», - мысли в моей голове неслись со скоростью света. Вдруг я услышал, что тональность разговора изменилась. Щелчки дворняги стали громче и, как бы… злее, пощёлкивания же Певца, наоборот, походили на извинения. У меня судорогой скрутило и вторую ступню, но я сжал зубы от боли и не покидал наблюдательный пункт на заборе. В тот же миг Певец замолчал, его оппонент ещё что-то прощёлкал и тоже умолк. А потом я увидел ещё более чудную картину. Из глаз Певца полился сиреневый свет, заполняя всё пространство вокруг его морды, затем более яркий и точный луч ударил в глаза дворняги. Она дёрнулась, но осталась сидеть на месте. Я заворожено смотрел на это таинство несколько секунд, а потом, не выдержав боли в ногах, отцепил руки от кромки забора, и заплясал на месте, тихо матерясь. И вдруг я замер от внезапно пронзившей меня мысли - нужно помешать процессу, происходящему в моём дворе, прервать его, во что бы то не стало. Я сделал несколько неуклюжих шагов к калитке и дёрнул её на себя. Она открылась со слабым скрипом, но в ночной тишине он прозвучал, как выстрел. Сиреневый свет, похожий на облако, померк и через мгновение передо мной сидели две самые обычные собаки – «стаффорд» и «двор-терьер». Увидев меня, Певец радостно гавкнул, а дворняга, опустив морду, засеменила ко мне. Сердце моё учащённо забилось. Я не был готов к нападению, но его и не последовало. Собака протиснулась мимо меня и исчезла за калиткой. Мой пёс тут же подбежал ко мне, виляя хвостом, но на моём лице не было и тени улыбки. Увидев мой испуг, Певец перестал изображать радость, развернулся, и как-то уж очень тяжело припадая на передние лапы, пошёл к дому.