У Линди было это.
Здесь она контролировала свою судьбу; здесь была свободна, как птица, и была такой же частью всего этого огромного открытого пространства, несмотря на то, что здесь была проблема. Это было бы трудной и непростой задачей, но она еще пока не думала об этом. Линди сделала резкий крен вправо, чтобы подстроиться под потрясающий пейзаж внизу — и на одно мгновение видимость полностью пропала. Ничего, кроме темного, густого, удушающего серого дыма во всех направлениях. Она быстро моргнула, но даже не увидела просвета в дыму. Девушка выдохнула и тщательно проверила свои приборы, уменьшив высоту.
— Мы садимся?
Так или иначе, но, сосредоточившись на своих приборах — все, что у нее было в данный момент, — она не ответила. Все еще не было видимости. Линди опустилась еще ниже в следующую минуту, где было меньше дыма.
— Черт.
— Что?
— Ветер поднялся до тридцати узлов.
— Слишком сильный?
Ну, двадцать было бы немного сложно, сорок смертельно.
— Надеюсь, мы пропустим любые боковые ветры, так что действительно, это может быть плохо.
Снова ей пришлось приспособить свою высоту, и на этот раз, поднимаясь, чтобы пропустить скалистую гору с острым пиком, о которой она знала, даже если не могла ее увидеть. Скалистая турбулентность на мгновение отбросила их ближе, но девушка боролась за контроль над машиной и едва поддерживала его. Ее затошнило.
Еще несколько минут.
Еще одно корявое снижение, но ее руки и глаза оставались неподвижными, как и сердце, хотя ладони стали влажными.
Позади себя она услышала удар потной рукой по подлокотнику. Слышала глухое бормочущее проклятие.
В зеркале их глаза встретились и они посмотрели друг на друга.
— Мы в порядке, — сказала она.
— Не тратьте на меня свое дыхание впустую, просто привезите нас туда.
Она снова сбросила высоту.
При резкой смене высоты, девушка услышала еще один отчетливый вдох. Она испустила его сама, затем медленно выдохнула, используя все свои силы, чтобы они летели дальше.
Вслепую.
— Держитесь.
Двинув рычаг дросселя вперед, Линди резко поднялась вверх, чтобы пропустить гребень, на который перекинулся огонь, резко повернув вправо, разворачиваясь обратно для еще одного захода на посадку.
И снова потеряла всю видимость.
— Поднимитесь снова, — сказал мужчина. — Не торопитесь.
Она взглянула на свои датчики.
— Нет, не могу.
— Почему нет, черт побери?
— Топлива не хватит.
Их взгляды встретились. По виску побежала струйка пота. Ее собственная кожа стала влажной.
— Держись, — сказала она и еще одним резким маневром вернула их обратно, в этот раз немного на запад, на свободную от огня землю. — Готов?
— Дерьмо. — Мужчина закрыл глаза, затем открыл их с мрачной решимостью, которая застала Линди врасплох. — Готов.
Готов. И она направила самолет прямо в труднодоступные, головокружительные, опасные и определенно неровные по краям мексиканские горы, пламя, дым, и все такое прочее.
Глава 2
В дыме исчезли лесистые вершины, и Гриффин почувствовал, когда они заходили на посадку, что его собственный сердечный ритм участился до такой скорости, какой у него не было уже долгое время. Затем, неожиданно, они залетели под дым и снова появилась видимость, и он увидел заросшие холмы и покрытые кустарником равнины — и всё охвачено огнем.
Они спустились в долину с тихо бегущей рекой и мостом, который выглядел очень старым, а затем они совершили сложный вираж, от которого перевернулся желудок Гриффина. Они подскочили один, два раза, а затем рывками пронеслись по неровной грунтовой дороге, которая выглядела так, что она закончится прежде, чем они остановятся.
Они остановились на круто спускавшейся насыпи, у которой не было видно дна.
Линди толкнула вперед рычаг управления двигателя, и нажала на педаль тормоза, и Гриффин стиснул зубы, упираясь ногами в пол, как будто мог помочь остановить самолет.
Когда они, наконец, они остановились — шасси на краю взлетно-посадочной полосы — он закрыл глаза, пытаясь восстановить равновесие. Долгое время он сидел так после отключения двигателя, сосредоточившись на дыхании. Ему рассказывали почти все, кого он знал, что посттравматический синдром мог проходить в разных формах.
Это разозлило его тогда и мысль об этом разозлила сейчас. Он не страдал от посттравматического синдрома. Он жил, черт возьми, и для него этого было достаточно.