Степан Макарович при виде Люси не скрыл своего недовольства: не дело, когда в мужскую компанию затешется женщина. И вел машину свирепо, не признавая ни ям, ни поворотов. Как врубил скорость около дома, газанул, так и вымахнул из деревни, прожал через все поле. Да и дорожка, знать, знакома была до кочечки. Лишь на опушке, у крутолобого овражка с ясным именем Петлянка, сбросил газ, но рычажка скорости опять же не коснулся. И молчал.
— Ну, чем, Степан Макарович, обрадует нынче наша «Заря»? — спросил Гриша, вконец истомленный дурацким положением без вины виноватого и теперешним долгим молчанием.
— А ничем, — буркнул председатель «Зари», круто выворачивая не по телесам громко завывший на песчаном откосе «газик». И не стал расшифровывать свой столь категоричный ответ. Видимо, подумал, что вопрос задан ради вопроса, абы не молчать.
— Что же так? Плохо дела пошли? Почему?
Григорий, будучи депутатом, привык общаться с руководителями хозяйств и даже полюбил причинно и без поговорить с ними, ведь жизнь на местах лучше их никто и знать не может. И давно убедился, что обычно эти хитрецы, изо всех сил скрывающие истинное положение дел у себя, особенно все хорошее. Потому как тем, у кого дела идут хорошо, трудненько, почти невозможно выпросить у начальства что-либо для хозяйства. Макаров, разумеется, не был исключением, хотя попрошайничеством не увлекался. Только однажды на расширенном пленуме обкома, помнится, он высказал обидчивую мысль, что-де какая же тут справедливость: все — отстающим? Выходит, те, кто старается и тянет планы (он говорил «планы», и был в этом какой-то одному ему ведомый смысл), не заслуживают поддержки-помощи, а тех, у кого кишка тонка, райком, да и обком встречают чуть ли не хлебосольным объятием. Мишин тогда душевно понял его, в перерыве они долго говорили на эту тему, и с тех пор между ними сама собой натянулась ниточка взаимной симпатии.
— Да разве с нынешним народом можно работать?! — взорвался Степан Макарович и опять умолк, неожиданно и резко.
Да, председатель «Зари» был сегодня явно не в настроении, хотя особой живостью в общении с людьми он никогда и не отличался. В голосистых кулуарах во время перерывов не торчал — уходил курить в туалет, просьбы и поручения выступать принимал, не таясь, неохотно, а если выбирали в президиум, то пристраивался обычно сзади, будто неприятна ему была заметность. Впрочем, таких людей Григорий Мишин уважал: не суетливые, не лезущие силком на вид, но не робкие, они в нужный час бывают неколебимо тверды, что уже само по себе не допускает возможности срывов и падений. Если в тихой воде водятся подобные черти, то это — замечательные черти!
Но сейчас Григорий почувствовал к Макарову раздражение.
— Чем же нынешний народ так плох? — спросил с явным желанием сцепиться и отыграться на нем. А Люсе подумалось, что здесь-то уж брату и вовсе не улыбнется победа: разве можно пронять такого, как Степан Макарович? Сидит, словно из железа кованый…