Василий сплюнул прилипший к губе окурок и с трудом поднялся с жернова: ноги отекли, колени еле разогнулись. Оглядел мглистую тишину полночи и, продрогший насквозь, ссутулившись, зашагал в часть из последней самоволки.
6
Гвардии полковник Донов сидел, запахнувшись в полушубок, у окошка избушки, громко называемой здесь автовокзалом, и протирал глазок на промерзшем насквозь стекле. Автовокзал стоял на самой высокой точке райцентра с ласковым названием — оно понравилось Донову — Речное. Село, в свою очередь, тоже стояло на высоком взлобье левобережья Суры. Улицы его ступенчатыми зигзагами спускались почти до самой воды, до подернутых льдом приснеженных песчаных кос. В середине реки недвижно пластились белесые лохмотья тумана. На той стороне снова узкая лента пороши и — резко, рублено — темная, хмурая стена леса, уже потерявшего осеннюю роскошь и не обретшего зимнюю. И дальше, утопая, растворяясь в бесцветной глубине далей, шел лес и лес, волнами и перепадами вершин проявляющий все свои овраги и увалы. Да, тишины, обещанной Василием, здесь будет вдоволь… Но будет ли она, тишина?
«Авантюра» — Донов усмехнулся над собой: иначе он пока не мог называть свои последние действия — так или иначе подходила к концу, он был уже почти рядом с целью. И будь что будет! Надо поскорее покончить с этой престранной катавасией…
Донов положил руку на плечо Василия (все-таки жизнь берет свое: чем ближе к дому, тем подтянутее, бодрее становится сержант-отпускник), низко склонившегося рядом к глазку в соседнем окошке:
— Так, говоришь, автобус все одно не доставит нас до самой твоей деревни?
— Нет, товарищ гвардии полковник, — выпрямился Василий. — На полдороге придется сойти. Там или ждать попутную, или топать пешком километров семь-восемь. Надо было нам все же послать телеграмму — папаша, глядишь, обеспечил бы транспортом. А то и сам прикатил бы на колхозном «газике». Если бы, конечно, узнал, что еду с полковником-батей.
— А без этого не приехал бы? — пытливо прищурился Донов. — Все-таки сын едет в отпуск, а?
— Не знаю… Вряд ли. Знаете как он бережет машины? Пуще себя.
— Мда… Ну, что сделано, то сделано. Сюрприз есть сюрприз, — втянул Донов шрамистые губы. — И давайте-ка не будем, пока в отпуске, величаться между собой по чинам. Добро?
Василий кивнул. Донов снова вернулся к своему глазку, зацарапал пухлым пальцем быстро затягивающийся на стекле ледок.
Да, сомнительная «авантюра» его подходила к концу. Еще в самом зародыше ее Донов чувствовал себя, мягко говоря, довольно неловко, неуверенно. Разные сразу же набежали тогда сомнения, и начал он поэтому действовать весьма несолидно, со стороны, возможно, даже наивно: превратился, так сказать, в частного детектива… Но слишком неожиданно сверкнуло похожее на то, о чем он думает уже который десяток лет, о чем не суждено ему забыть до последнего живого вздоха. И вот не смог перебороть себя, взялся выяснять сам, хотя и понимал, знал, что на дела такого рода имеются органы и люди, специально на то поставленные и с бо́льшими возможностями. Но не может он передоверить это никому, не имеет права…
Дурацкая необычность изречения, прозвучавшая три месяца назад из уст сержанта в радиорубке, властно потянула за собой и выбор Доновым водителя на свой «газик», и осторожные прощупывания его о родных и родственниках, и устройство отпуска себе и ему, и тонкое подведение к тому, чтобы шофер сам пригласил командира к себе на родину. Все это Донов провернул довольно легко и складно, но сомнения не покидали ни на час. «Возможно ли, — думал он, — через долгие тридцать лет по такой мелочи, как полторы странные фразы, обнаружить безнадежно затерянный след палача?» Сомневаться-то сомневался, но поделать с собой ничего не мог. Не верилось, чтобы такая дурацкая «приговорка» — Робинзон Крузо в сочетании с елкиной какой-то матерью — могла случайно повториться слово в слово и даже точно по интонации. А может быть, он, Донов, просто заболел подозрительностью и уцепился в своем маньячестве за случайное все же совпадение? Уж не детская ли игра в детектив, что даже в далеком созвучии в фамилиях «Матвиенко — Макаров» стал ему чудиться особый, обнадеживающий смысл?! Но, с другой стороны… чего вы так уж дергаетесь, комбат? Что вы, собственно, теряете от этой поездки? Не повезет — отдохнете просто, вдруг да встретится человек, который хотя бы видел Матвиенко. И то след… Видимо, начали вы зарастать мхом, полковник. Признайтесь, а ведь хочется самому, чтобы подозрения оказались зряшными, и таким образом освободиться от жгучего непокоя последних месяцев? Ан, врете. Не дойдете сегодня до конца — не видать ни сна вам, ни покоя, закорите себя окончательно.