— Или айфон, он тоже сгодится, — пошутил Лукас.
— Пожалуйста, — я схватила Тэтча за руку. — Я хочу все исправить, я... я хочу избавиться от этого дерьма. Я не хочу белый деревянный забор, собаку и двоих прекрасных детей!
— Что? — спросил Тэтч у всех присутствующих. — Это нормально для беременности?
Эвери похлопала меня по спине.
— Она лишь своеобразным языком хочет сказать, что готова начать все сначала, завести семью, быть счастливой с тобой, а не с идеей о радужном будущем, которую в нее вдолбили в детстве. Понятно?
Мужчины кивнули.
А мы с Эвери закатили глаза и принялись строить планы.
— Вижу, ты одумалась, — фыркнул Брэйден, держа в руках бокал мартини. Ох, даже его манера пить вызывала желание ударить по голове.
Меня успокаивало, что даже замаскированный, фингал все равно был заметен, хотя моя денежная компенсация и приглушила пурпурный оттенок синяка до бледно-желтого.
— М-да, что ж, — возле столика появилась официантка, и я заказала выпить, но знала, что не притронусь к напитку. — Я в бешенстве. Он изменил мне, изменил, черт побери. Снова!
Брэйден закатил глаза.
— Не драматизируй. Ты ведь знаешь, что это подстава, верно? Твой отец просто хотел, чтобы я держал Тэтча от тебя подальше, чтобы мэр мог продолжить трахать мать Тэтча без твоего ведома и угроз в свой адрес. Я спросил о всех кровавых подробностях, особенно учитывая, что был действительно счастлив с моей последней девушкой. Но с другой стороны, она не могла устроить меня в лучшую юридическую фирму в городе. Потому я и сделал, что смог.
Вау, это оказалось слишком просто.
— Да-а… — я побарабанила пальцами по столу и постаралась не сильно ерзать, так как телефон стоял на записи. — Но я все равно зла.
Брэйден осушил остатки выпивки.
— Мне известно лишь, что твой отец готовится к переизбранию в следующем году, и он сделает все, все ради этой цели. Знаешь, что дальше он собрался попасть в Сенат?
Я переборола рвотный позыв. Я любила отца.
Правда. Он был моим папой.
И всегда им будет.
Но иногда он перегибал палку. А стоило дерьму всплыть на поверхность, я заметила, что любовь между нами всегда оказывалась односторонней. Я все делала ради него, и если у меня получалось, он дарил мне любовь.
А если не справлялась? Меня игнорировали.
Неудивительно, что я испытывала такую сильную неуверенность в отношениях с Тэтчем.
— Он будет прекрасным сенатором. Они славятся изменами, не так ли?
Брэйден усмехнулся.
— Кто-то все еще злится. Слушай, по словам твоего отца, они встречаются несколько месяцев.
Я вспомнила отца Тэтча. Запах виски, то, как он на меня пялился, и о тех выражениях, которыми, по словам Тэтча, он описывал произошедшее.
И его маму.
Женщину, с которой мне еще предстоит познакомиться.
Вздохнув, я встала.
— Спасибо, Брэйден. Тебе все еще нужна спутница на благотворительный вечер?
Это была оливковая ветвь.
Я не хотела идти с ним.
Но также не была уверена, что с ним будет, если отец выяснит, что Брэйден поделился со мной информацией.
— Во время нашего последнего разговора ты врезала мне по лицу, — сухо заметил он. — И не пойми меня неправильно, но ты правда прибавила в весе. Может, займешься спортом, а?
Пальцы чесались снова ударить.
Вместо этого гнев быстро сменился радостью.
— Я заметила. И меня все устраивает. — Ребенок будет есть! — До свидания.
— Подожди! — он поднялся. — Это все? Я думал, ты хотела пообщаться или что-то в этом роде?
Ха. Нет. Просто нет.
— Прости, — я пожал плечами. — Неважно себя чувствую. — И улыбалась всю дорогу до двери.
Глава 39
ТЭТЧ
— Если нам этот ублюдок больше не понадобится, я набью ему морду, — процедил я сквозь зубы, пока мы медленно готовились ко сну. Ванная была достаточно просторной, чтобы мы свободно вдвоем по ней ходили, и мне это даже не нравилось. Я любил чувствовать тепло Остин возле себя, знать, что стоит потянуться, и она будет рядом.
Я превратился в полного идиота. И даже не заметил, как это произошло.
Остин уперла руки в бока и покачала головой.
— Ты сказал это... по крайней мере, пять раз.
— Это правда и в первый раз, и сейчас, — я посмотрел на дрожавшие руки и сжал их в кулаки. — Факт, что он когда-то целовал тебя, трогал...
— Притормози, ковбой, — Остин неожиданно оказалась передо мной, потянув меня за волосы к себе, отчего я буквально обезумел. Она поцеловала меня, и ее восхитительный язык коснулся моих губ. — Я твоя. Плюс... — мы оба опустили взгляд, когда она прижала мою ладонь к своему животу. — Мы скоро будем семьей. Каждый раз, когда ты меня касаешься или целуешь, мне кажется, что я могу летать от счастья. Я люблю тебя. За то, что у нас есть, стоит бороться, даже с собственной кровью.
Все тело задрожало.
Я не был уверен, каково это должно быть.
Единственной моделью поведения, которой меня научили родители, была «предавай или будешь преданным»
И хотя я знал, что в глубине души они меня любили, но предпочли делать это издалека.
Я редко видел отца, несколько раз наши пути пересекались на официальных мероприятиях, и он на глазах у всех говорил, что гордится мной. Но наедине? Это была совершенно другая история. Он всегда сокрушался, что я не последовал по его стопам и болезненно отзывался о моем выборе.
А мама перестала отвечать на звонки, как только узнала, что старый добрый папа переехал в квартиру на моем этаже и выболтал все ее грязные секреты. Но хоть я и отдалился от матери, я продолжал звонить ей по праздникам. Я звонил, когда получил работу. Звонил и благодарил, что она хотя бы пришла на выпускной. Но поскольку отец стал моим соседом, то я очевидно «выбрал сторону». И теперь мать вычеркнула меня из своей жизни. Полностью.
И что в итоге? Я снова чувствовал себя отвергнутым ею, а это не честно. Вся ситуация с моими родителями была просто смешной. Но я наконец-то покончил с этим.
Вздохнув, нежно поцеловал Остин в губы и погладил ее плоский живот. Интересно, чувствовал ли ребенок меня, мое касание, знал ли, что даже сейчас я любил его больше всех на свете?
В уголках глаз появились слезы.
Я никогда не был сверхчувствительным парнем, особенно учитывая, что считал слабостью показывать эмоции. А оба моих родителя были эмоциональными террористами, бросая друг на друга атомные бомбы, не заботясь, что зацепит кого-то еще, или что пострадает их единственный сын.