Поэтому Тэтч принял их, а позже ночью плакал у меня на руках. Кредит на триста пятьдесят тысяч долларов. Исчез. Забыт.
Забавно, как в ту минуту, когда он смог простить обоих родителей, его отец смог простить себя.
— А-а-а! — я вскрикнула, когда живот напрягся, и гигантские невидимые тиски сжали меня словно тюбик зубной пасты. — Это неестественно!
Тэтч был спокоен. Он должен быть спокойным.
Разве папе не полагалось падать в обморок?
— ПРЕКРАТИ ВЕСТИ СЕБЯ КАК ВРАЧ! — рявкнула я ему, когда он нырнул под простыню и принялся обсуждать о бог весть каких местах, которые никогда не должны обсуждаться или разглядываться зятьями или сексуальными мужьями!
— Лекарство прибыло! — Провозгласила Эвери.
Лукас решил подождать в приемной. Умный мужик.
Эвери протянула «МунПай».
— Ты получишь его после того, как очень хорошо потужишься.
— Я ненавижу тебя, очень сильно ненавижу.
Она помахала передо мной «МунПаем».
— Никакой еды! — старший доктор Холлоуэй погрозил мне пальцем. В ответ я показала ему средний палец.
Тэтч рассмеялся.
— Ты в порядке, малышка?
— Больше никогда ко мне не прикасайся. Я уйду в женский монастырь, как тебе такое?
— Тебе просто очень больно.
Он кивнул на вошедшего мужчину в халате и спросил:
— Кто тут хотел эпидуралку?
— Я! Да! Я хочу! — выкрикнула я, а Эвери поморщилась, увидев очередную схватку.
Я потянулась к ее руке и случайно схватила «МунПай», раздавив его и уронив на пол.
— Нет! Мой «МунПай»!
— У меня есть еще, — Эвери похлопала меня по плечу. — Ну, тебе здесь хорошо? Думаю, я тогда пойду... к мужу и... помолюсь... за тебя! Не за меня. Я в порядке.
Не в порядке. Она на двенадцатой недели беременности.
— Это твое будущее! — крикнула я ей вслед.
— Остин, — рявкнул Тэтч. — Это правда так необходимо?
— Ох, не знаю, необходимо ли ЭТО! — Я указала на живот.
Он усмехнулся.
— Люблю, когда ты злишься.
— Вытащи это! — прорычала я. — Это больно.
— Лекарство, — Тэтч поцеловал меня в лоб, моя слабость, и потом кивнул врачу,
который выглядел слишком молодо, чтобы держать такую большую иглу.
— Привет, Остин. Меня зовут Бен. Сейчас я сделаю так, что все это станет похожим на чаепитие с пончиками, хорошо?
Я фыркнула.
— Я сама, как пончик.
— Прекрасно, — он подмигнул. — А теперь повернись на бок, обхвати колени и не двигайся. Как только начнется следующая схватка, ты должна сделать несколько глубоких вдохов, а когда она пройдет, я введу анестезию. Хорошо? Ты почувствуешь легкий укол, потом небольшое давление и все. Но ты не сможешь двигаться.
Я кивнула. Я вся вспотела и сходила с ума. Я ненавидела уколы.
Тэтч немедленно оказался на другой стороне кровати:
— Просто давай пройдем через это вместе, хорошо?
Я не могла говорить, схватки становились все хуже. Я зажмурилась и принялась ждать, пока пытка закончится.
А потом услышала голос Бена.
— Какая сильная. Ладно, поехали.
Я старалась расслабиться, но иголка такая большая, она проткнула мне позвоночник, в конце концов. Одурманенная, я подождала, пока ноги онемеют, и приятно удивилась, когда боль начала рассеиваться и через пять минут совсем исчезла.
— Это чудо! — я могла говорить и функционировать как нормальный человек. — Что это за штука?
— Фентанил, — с ухмылкой ответил Тэтч. — Ни единого шанса теперь, что тебе будет больно, но если вдруг, то просто нажми на эту маленькую кнопку, но не злоупотребляй, хорошо?
Он протянул мен волшебную кнопку.
И я вдруг снова почувствовала себя сильной. Самой собой.
— Я сделаю это, — кивнула я.
Тэтч закатил глаза.
— М-да, думаю, уже можно сказать, что лекарство подействовало, учитывая, что несколько минут назад она всех посылала.
Его отец улыбнулся, и они принялись болтать о футболе, пока я гадала, почему мелкий все еще не решал появиться на свет.
Прошло полчаса. А потом и час.
Я беспокойно листала журнал, когда папа Тэтча осмотрел меня снова и улыбнулся.
— Ты готова?
Я знала, что все нервничали и хотели увидеть малыша. Моя мама была в приемной вместе со всеми, и, скорее всего, мерила шагами ковер.
— ДА! — я бросила журнал на пол и стала ждать. — Мне тужиться или...
— Терпение, — он усмехнулся. — Мы не хотим сильно беспокоить ребенка. — Он взглянул на монитор. — В разгар каждой схватки я хочу, чтобы ты хваталась под коленями и помогала себе тужиться, ясно?
Я кивнула.
И во время следующих схваток я тужилась так сильно, как могла.
Тэтч стоял справа, держал меня за руку и сжимал при каждой схватке.
— Еще пару раз и, думаю, все закончится. Ты рождена, чтобы это делать, Остин.
— Да, — ответила я, больше убеждая себя. — Да. Я справлюсь.
— Люблю тебя, — Тэтч сжал мою руку сильнее, а я снова начала тужиться.
— Вижу головку, — хрипло проговорил Доктор Холлоуэй. — Еще разок, милая.
Я снова напряглась.
А потом давление исчезло.
И мне на грудь положили теплый, крошечный сморщенный комочек. Я расплакалась.
Тэтч тут же принялся помогать медсестре обмывать мальчика, пока отец делал все необходимое.
— Сейчас будет немного больно, — он взглянул на меня. — Нужно извлечь плаценту и
удалить всю оставшуюся жидкость. Ты готова?
Я кивнула, крепче прижав ребенка, когда свекр надавил мне на живот. Я серьезно была готова потерять сознание, если он вскоре не прекратит.
Тэтч смотрел на сверток на моей груди, и из его глаз текли слезы.
— Это прекрасно, — произнес доктор Холлоуэй. — Как организм создает другого человека. — Он поднял что-то большое и синюшное, я чуть не упала в обморок.
— Спасибо, — шепнул Тэтч мне на ухо. — Ты прекрасно справилась.
— На самом деле, я тебя не ненавижу, — пробормотала я, внезапно почувствовав изнеможение.
— Знаю, малышка.
— И не хочу, чтобы ты сбросился со скалы.
— Я в курсе.
— И я действительно хочу, чтобы ты снова ко мне прикасался, — всхлипнула я. — Может, просто не сегодня.
Он усмехнулся.
— Остин?
— Да?
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. — Я поцеловала его в губы и почувствовала такую наполненность, что готова была взорваться от чувств.
Семья.
Кто бы мог подумать, что сказанное «да» сексуальному доктору в баре приведет к такому?
Точно не я.
Это был идеальный конец.