- Вы – внук Татьяны Васильевны? А я всё думаю, отчего мне показалось, что я видела Вас прежде, - лучезарно улыбнулась Докки, не отводя от его лица заинтересованного взгляда.
- Я имел счастье познакомиться с Вами в Ильинском, пять лет назад. Евдокия Константиновна, могу ли я просить об удовольствии танцевать с Вами? - отвесил галантный поклон Владимир, мягко улыбаясь и восхищенно глядя на даму.
- Я оставлю для Вас вальс, Владимир Алексеевич, - ответила Докки, протягивая ему чуть дрожащей от волнения рукой бальную книжку.
Владимир едва справлялся с бурей эмоций, охвативших его. Докки, наконец, увидела его, разглядела! Владимир никогда не страдал от излишней скромности. Он прекрасно осознавал, что очень нравится женщинам. И её взгляд сейчас явственно говорил о том, что он понравился. Сердце бешено колотилось о рёбра, кровь стучала в висках.
Заиграла музыка, распорядитель бала объявил экосез. Нужно было идти к другой даме, ранее приглашённой на танец. Но как возможно уйти, коль Докки притягивает его, словно магнит? Подошёл белобрысый кавалергард в красном вицмундире и подал ей руку, приглашая на танец. Владимир готов был свернуть шею этому мужлану, уводящему его Докки.
Протасов отыскал глазами приглашённую ранее даму и стремительно направился к ней. Мышцы налились чугунной тяжестью. Казалось, что по венам вместо крови струилось горячее желание. Докки, что ж ты делаешь со мной?
После перерыва, во время которого Уваров подошёл к жене, распорядитель объявил вальс.
Владимир поклонился и, взглянув в её удивительные серые глаза, подал руку.
Он осторожно обнял её за талию, борясь с искушением крепко прижать к себе, и закружил по залу. Аромат её волос дурманил, мысли путались в голове.
- Евдокия Константиновна, Вы позволите называть Вас по имени? – проникновенно спросил Владимир, набравшись храбрости. Он загадал, что коль она позволит, то …
- Да, пожалуй, к чему церемонии меж соседями, - тихо ответила Докки, щёки которой при этом залил нежный румянец.
Боже! Ну почему она так непозволительно красива? Владимиру отчаянно хотелось поцеловать эти сочные губы, находящиеся так близко к нему. Он осознавал, что ведёт себя самонадеянно и даже несколько дерзко, но отчего-то им овладела сейчас бесшабашная храбрость.
- Докки, Вы – самая прекрасная женщина на свете. Я безгранично люблю Вас! – внезапно сорвалось с его уст страстное признание.
Он почувствовал, как напряглась её спина, а рука, которую он держал в своей ладони, мелко задрожала. Владимира бросило в жар. Он уже корил себя за несдержанность. Не поспешил ли? Докки молчала, и от этого ему вдруг сделалось страшно. А что, ежели она рассердится и не позволит более говорить с ней? Он не сводил с Докки пристального взгляда. Она вскинула на него глаза, в которых читались растерянность и изумление.
- Вы не должны были этого говорить, Владимир. Вам ведь известно, что я замужем, - волнующим, грудным голосом произнесла Докки.
- Евдокия Константиновна, милостиво прошу простить меня за откровенность. Я не смог более молчать о своих чувствах к Вам, кои питаю уже пять лет.
Она не ответила, лишь опустила вниз глаза. Владимир не мог отвести взгляда от её длинных, подрагивающих ресниц. Он кружил Докки, не видя ничего вокруг, словно они были одни в этом многолюдном зале. Счастье настолько переполняло Владимира, что он уже не мог произнести ни слова.
Глава 8
Докки, проворочавшись без сна до самого утра, встала с головной болью. Кликнув горничную, она велела принести кофе в спальню.
Накинув бархатный капот с широкими рукавами, отделанными кружевом, она подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Ветер обрывал с деревьев желтую листву, устилая внутренний двор ярким ковром. События вчерашнего вечера буквально выбили почву из-под ног. Всю ночь Докки думала о том мальчике - славном, юном, пылком. Как он смотрел на неё! Взгляд его карих глаз прожигал насквозь. С какой страстью он говорил! Милый, непосредственный ребёнок! Он влюблён, в том нет сомнений. Но это у него быстро пройдёт. Отчего же так болит душа? Не оттого ли, что не хочется, чтоб проходило? Отчего мысли постоянно возвращаются к нему? Отчего её вновь охватывает сладкий трепет от воспоминания о том, как нежно и бережно он держал её в объятьях во время вальса, как сжимал её руку в своей ладони, как его горячее дыхание касалось её виска? Нет-нет, он слишком молод. Десять лет, разделяющие их – это пропасть.