- Тётушка, не судите Алексея, он любил эту девушку. Он сам мне говорил, что никогда никого так не любил, как Верочку Протасову. Да и не мудрено – в прошлом сезоне она первой красавицей слыла.
- Любовь, любовь … тьфу на вас! Алёшке сорок скоро, тебе тридцать вот-вот стукнет, а всё блажь в голове! Не смей позорить Мишеля и давать повод для сплетен! Докки, чтоб я тебя рядом с этим повесой не видела, иначе от дома откажу! – яростно сверкая чёрными глазами, отчеканила графиня Уварова.
- Позвольте мне самой решать, что делать, а что нет! Мне тридцать скоро, сами сказали. Вы и так загубили мою жизнь, связав с Мишелем, который смотреть в мою сторону не желает! В этом он, должно быть, пошёл в вашего покойного супруга, которому до вас тоже дела не было! – в запальчивости выдала Докки, до крайности возмущенная тоном тётки.
- Ты свечку держала? Не смей, мерзавка, лить грязь на моего мужа! – побагровев, взревела графиня.
- Вы всё знали, но трусливо закрывали на это глаза. А теперь вы ещё будете порицать меня за то, что ваш драгоценный Мишель не желает посещать мою спальню!
- Вон! Я не желаю более видеть тебя в своём доме, неблагодарная девчонка! Считай, что отныне у тебя более нет тётки! Живи, как знаешь, путайся, с кем хочешь! Вспомнишь мои слова, когда придётся слёзы лить, да поздно будет!
***
Тем же вечером у Докки состоялся серьёзный разговор с супругом.
- Мишель, нам надобно купить себе дом. Мне надоело жить с тёткой и отчитываться перед ней о каждом шаге и каждом вздохе, - взволнованно произнесла Докки.
- Отчего именно сейчас, Докки? Во время сезона мало продают. Многие дома сданы на время. Надобно подождать с этим до весны, - резонно ответил муж.
- Нет, именно сейчас. Мишель, я поругалась с тёткой. Моему терпению пришёл конец. Мы ведь собирались жить здесь, пока у нас не было детей. А Лизоньке уже девять. Нам давно уже пора обзавестись своим домом, ты не находишь?
- Хорошо, Докки, не волнуйся так. Я найму человека, и он подберёт нам подходящий дом. Ты подумай пока, какой именно дом тебя устроит, и на какой улице ты хотела бы жить.
- На Мойке, поближе к Сержу.
- А что не поделили с тётушкой?
- Я не хочу говорить об этом, Мишель. Мне неприятно.
- Что ж, не хочешь и не надо. Но больше не ругайся с ней, Бога ради! Тебе ведь известно, как важна мне её протекция. Потерпи ещё немного, дорогая. Я всё устрою наилучшим образом.
***
До Мишеля давно дошли слухи о жене и Протасове, но он не желал раздувать скандал. Он предпочёл закрыть на всё глаза, а не накалять ситуацию. Да и не был он уверен в том, что Докки изменяет ему. Любая другая, на её месте, давным-давно завела бы любовника, а она зачем-то хранила никому не нужную верность. Уваров сразу заметил в жене перемену, ещё после бала у Кочубеев. Её глаза вновь наполнились сиянием, а на губах стала блуждать мечтательная улыбка. Докки влюбилась в Протасова, в том не было сомнений. Коль жена надумает завести интрижку, он не станет чинить препятствий. Он и сам не был образцом добродетели, так отчего же он должен порицать поведение жены? Мишель чувствовал вину перед Докки за то, что был не в состоянии уделить ей должного внимания. В том не было её вины, только его. Она была хорошей женой - спокойной, покладистой, никогда не устраивала сцен. Десять лет её поведение в свете было безупречным. Так отчего он должен лишить её кратковременного женского счастья? Мишель прекрасно осознавал, что годы Докки уходят, и очень скоро его постаревшая супруга уже не будет нужна никому.
***
Докки сидела перед туалетным столиком и лениво наблюдала за ловкими движениями камеристки, создающей модную причёску по картинке из парижского журнала. Вечером Уваровы были приглашены на бал к князю Елецкому. Докки протянула руку и взяла со столика одну из атласных розочек, приготовленных для украшения её причёски. Пять новых бальных платьев привезли от модистки две недели назад. Сегодня Докки надела уже второе – из плотного шёлка и атласа цвета чайной розы, отделанное тончайшим чёрным кружевом. Низкий вырез оставлял открытой грудь и плечи. Докки хотелось быть сегодня очень красивой. Для него. Ей хотелось видеть восхищение в глазах Владимира.