- Благодарю Вас, я здорова. Но Леон … он совсем не любит меня и всегда обижает. Представьте себе, он называет меня обезьяной! Обезьяной! Это безумно обидно! Он разрывает мне сердце, ведь я беспредельно люблю его! – судорожно всхлипнула девочка, и её худенькие плечики мелко задрожали.
- Полно, Жюли, Лёва просто дразнит Вас. Такой уж у него характер. Но, уверяю, он любит Вас, - попытался успокоить её Митя.
- Нет. Нет! Он не любит … он презирает меня, - снова зарыдала девочка.
- Поднимайтесь, Жюли, пол холодный. Вы простудитесь и захвораете. Пойдёмте, я провожу Вас в детскую.
Митя протянул руки и, взяв девочку под мышки, поставил на ноги. Жюли порывисто обхватила его тоненькими ручками и горячо зашептала на ухо:
- Вы такой хороший, такой добрый, Дмитрий Алексеевич. Как жаль, что Леон не похож на Вас.
Митя несколько раз провёл рукой по её мягким, как пух, волосам. Точно так же его самого когда-то успокаивала старшая сестра, когда он был чем-то расстроен. От этого и вправду сразу делалось легче. Взяв девочку за руку, Митя отвел её в детскую. Пожилая нянька уже сбилась с ног, разыскивая свою подопечную.
- Ульяна Яковлевна, ну куда же Вы подевались?! Когда же Вы, наконец, станете послушной?! – выговаривала и без того расстроенной девочке нянька.
Митя, вздохнув, спустился на первый этаж и прошёл в библиотеку, зная, что именно там он сможет найти своего приятеля. Постучав для приличия и не дожидаясь ответа, Протасов решительно распахнул дверь и вошёл внутрь. Лёва, вальяжно развалившись в широком кресле, увлечённо читал. Увидев товарища, Голубцов вопросительно поднял на него глаза.
- Лёва, отчего ты всегда обижаешь сестру? Она плакала нынче.
- Протасов, она безумно раздражает меня. Эта липучка – ходячее недоразумение. Она постоянно попадает в истории, а наказывают за это меня. Я, видишь ли, смотреть за нею должен! Представь, она забежала как-то на скотный двор и вся перепачкалась в навозе. Стал спрашивать, какого чёрта она там делала. Телёночка посмотреть хотела, говорит, а от самой разит навозом за версту! Кому влетело, как полагаешь? Так-то. И ещё она постоянно кривляется, во всём подражая Калерии. Истинная обезьяна!
- Не называй её так! Голубцов, она ведь твоя сестра. Разве ты совсем не любишь её?
- Нет! Я её ненавижу! Из-за неё наша матушка умерла. Когда эта девчонка родилась, матушка долго болела, а потом её не стало. И всё из-за этой Ульяны-обезьяны. Лучше бы она вовсе не появлялась на свет! Пойми, из-за неё вся моя счастливая жизнь рухнула.
- Лёвка, я не узнаю тебя. Как только твой язык поворачивается говорить такое? Она же родная тебе и такая маленькая! Я решительно отказываюсь это понимать!
- Это твоё дело. Протасов, я не желаю более говорить о ней, - буркнул Лёва, насупившись.
- Знаешь, а мы с братьями и сестрой всегда были очень дружны. Я свою сестру просто обожаю, она замечательная – весёлая, добрая, заботливая. Семья – это самое важное для человека. А Жюли – самый родной для тебя человечек. Она славная и безгранично любит тебя. Леон, пообещай, что будешь терпимее и ласковее с ней.
- И не подумаю, - недовольно пробубнил Голубцов, исподлобья глядя на приятеля.
- Тогда, ты более - не друг мне! Я не уважаю тех, кто обижает слабых, - рассердился Протасов.
- Не хватает нам ещё ломать мужскую дружбу из-за этой пигалицы, - проворчал Голубцов.
- Леон, дай слово чести, - не унимался Митя.
- Хорошо, клянусь, что не стану обижать Ульку, - сдался Лёва, прекрасно зная, что Протасов, коль что надумал, всё равно добьётся своего.
- Не Ульку, а Жюли. Повтори!
- Жюлииии, - растянул губы в ехидной ухмылке Лёва. - Доволен, Митюююша?
- Так-то лучше, друг мой, - удовлетворённо улыбнулся Митя, похлопав приятеля по плечу.
- Давай-ка я лучше тебе наш герб покажу и расскажу историю рода. Садись, Протасов, на диван. И я рядом сяду.
***
После случая в коридоре Жюли ходила за Митей хвостиком. Девочка не заводила с ним разговора, но постоянно находилась рядом, где бы он ни был: в саду, в гостиной, на террасе.