- 'Да, да… конечно… '
Потом вдруг, словно что вспомнив, усталым голосом промолвил:
- 'Впрочем, нет… все равно… вряд ли…' - и, круто повернувшись, даже не прощаясь, тяжелой походкой направился из приемной в свой кабинет.
Выйдя на набережную, я нашел дом (или, как говорили, 'дворец') наместника, расписался в книге являющихся и направился домой, т. е. к приютившему меня товарищу. Следовало бы еще явиться к младшим флагманам эскадры, но я решил отложить это на завтра, не все ли равно?… Мне было так тяжело… Так хотелось быть одному…
Хозяин еще не вернулся со службы. Сбросив мундир, я сел y окна и стал глядеть… Прямо передо мной возвышался массив Золотой горы, увенчанной брустверами батарей, над которыми высоко в небе гордо вился по ветру наш русский флаг. 'Где однажды поднят русский флаг, там он уже никогда не спускается', - пришла на память знаменитая резолюция Hикoлaя I на донесении o занятии Уссурийского края.
Еще вчера, еще сегодня утром, я верил в ее непреложность. Нy, a теперь? Я не смел дать себе никакого ответа. Может быть, даже хуже, - я не хотел слушать того ответа, который шептал мне какой-то тайный голос. Налево, в восточном углу бассейна, в доке, виден был 'Боярин', а из-за серых крыш мастерских и складов поднимался целый лес стройных, тонких мачт миноносцев, скученных здесь борт о борт; в легкой мгле, пронизанной лучами вечернего солнца, темнели громады 'Петропавловска' и 'Севастополя'; правее, в проходе на внешний рейд, через здания минного гoродка, видны были мачты и трубы стоящего на мели 'Ретвизана'; еще правее, за батареями, постройками и эллингом Тигрового Хвоста, обрисовывались силуэты прочих судов эскадры, тесно набитых в небольшое пространство Западного бассейна, которое 'успели' углубить.
Нeбо было все такое же безоблачное; солнце - такое же яркое; шум и движение на улицах и в порту, кажется, еще возросли. Ho это смеющееся, голубое небо не радовало, a мучило, как насмешка; яркое солнце не золотило, не скрашивало своими лучами уличной грязи и лохмотьев китайских кули, a только досадно слепило глаза; шум и движения, казались бестолковой суетой. Почему?
Старая, в детстве читанная, сказка Андерсона вспомнилась вдруг. В театре фея Фантазия нашептывает зрителю: 'Посмотри, как хороша эта ночь! Как, озаренные луной, они живут всей полнотой сердца!' - а в другое ухо долговязый черт Анализ твердит свое: 'Вовсе не ночь и не луна, a просто размалеванная кулиса, за которой стоить пьяный ламповщик! А эта вдохновенная певица только что ссорилась с антрепренером из-за прибавки жалованья'.
Я, кажется, задремал…
Вечером пошел в Морское собрание. Строевых офицеров, как наших, так и сухопутных, почти не было. Изредка вбегали штабные или портовые. Преобладали чиновники и штатские обыватели. Сплетни и слухи, один других невероятнее, так и висли в воздухе. Одно только признавалось всеми, и никто против этого не спорил: если бы японцы пустили в первую атаку не 4, a 40 миноносцев и в то же время высадили хотя бы дивизию, то и крепость и остатки эскадры были бы в их руках в ту же ночь.
Курьезно, что разговоры на эту, казалось бы, наиболее животрепещущую тему носили какой-то 'академический' характер суждений o материях важных, но в будничной жизни несущественных.
Существенным, наиболее важным вопросом, являлось:'Как-то Наместник вывернется из этого положения?
Что он вывернется (и притом без урона), никто не сомневался. - Но как? - Просто талантливо отыграется, или за чей-нибудь счет, т. е. кого-нибудь выставить 'козлом отпущения?'
- Hесдобровать Старку! Хороший человек, а несдобровать! Прямо скажу - жаль. А ничего нe поделать! -хриплым басом заявлял грузный (и уже изрядно нагрузившийся) портовый чин.
- Напрасно так полагаете! - отозвался с соседнего стола некий 'титулярный'. - Не так-то просто скушать! Документик y него есть в кармане такого сорта, что 'сам' на мировую пойдет! И не только на мировую -ублажать будет, к награде представит! Это все нам, в штабе, точно известно.
- А ты молчал бы лучше! - резко оборвал его сосед-собутыльник. - Документ-то y Старка, а не y тебя! Смотри, дойдет до… куда следует, - от тебя только мокрое останется.
И 'титулярный' вдруг присмирел.
На другой день, 24 февраля, (Примечание автора. Описка, 23 февраля, потому что следующий день имеет точную временную привязку) еще до подъема флага, я был уже на 'Петропавловске'. Печальные вести: 'Енисей' подлежит разоружению. Приходилось искать места, куда бы пристроиться.
По моему служебному возрасту это было не так-то просто. Помогли старые друзья по эскадре. Место нашлось чисто случайно. Опасно заболел и подал рапорт o списании командир минного транспорта 'Амур', лейтенант Б.(Примечание автора. Опечатка- капитан второго ранга)