Шарлиэн он показался просто огромным. И так оно и было. Самый большой корабль чисхолмского флота имел чуть более половины этого водоизмещения и нес всего восемнадцать орудий. Тем не менее, императрица знала из разговоров со своим мужем, Лок-Айлендом, и сэром Дастином Оливиром, что сэр Дастин уже применяет уроки, которые он извлек, разрабатывая "Эмприс оф Чарис", к следующему, еще более крупному и могущественному классу.
Он больше даже не был похож на галеон. "Дреднот" и его братья уже обошлись без высоких надстроек на носу и корме, но "Эмприс оф Чарис" показал пропорционально еще меньший надводный борт, чем у них, и у него была фактически плоская палуба, вообще без приподнятого бака или кормовой надстройки. Или, скорее, узкие спардеки, которые были встроены в "Дреднот", были расширены так, что они образовали практически полную верхнюю палубу для размещения орудий, и ее плавно изогнутая протяженность была непрерывной на всем пути от носа до транца. Из-за его больших размеров пороги пушечных портов на орудийной палубе были на самом деле выше, чем у более старого корабля, и от одного взгляда на его парящий, мощный план парусов у Шарлиэн могла закружиться голова. Но его нос был резко заострен, и, несмотря на огромные размеры, он и его родственные корабли выглядели низко посаженными, худыми и опасными. Каждая их линия несла в себе гладкую, хищную грацию, и новый имперский флот продолжал еще одну традицию чарисийцев. Другие флоты могли бы раскрасить свои корабли в яркие цвета; корпуса чарисийских военных кораблей были черными. Галеоны имели белые полосы вдоль бортов, отмечающие линию их орудийных портов, а крышки портов были выкрашены в красный цвет. Помимо их носовых фигур, это был практически единственный цвет их корпусов, резко контрастирующий с орнаментальной резьбой, позолотой и краской других флотов.
Шарлиэн обнаружила, что это было преднамеренное заявление. Чарисийские военные корабли не нуждались ни в украшениях, ни в гордой резьбе, ни в сверкающем сусальном золоте, чтобы внушить страх противнику. Их репутация прекрасно позаботилась об этом, и само отсутствие этих вещей придавало им строгую красоту, изящество функциональности, не нарушаемое ни одним ненужным элементом.
- Ты назвал в мою честь прекрасный корабль, Кэйлеб, - сказала она ему на ухо, говоря громко, когда обслуживающие паруса "Эмприс оф Чарис" моряки начали аплодировать, как только они ступили на палубу.
- Чепуха. Я назвал ее в честь должности, а не в честь человека, который ее занимает! - ответил он со злой усмешкой, затем дернулся, когда она яростно ущипнула его за ребра. Он посмотрел на нее сверху вниз, и она мило улыбнулась.
- Есть вещи похуже, чем ожидание вашего возвращения домой, ваше величество, - пообещала она ему.
- Хорошо.
Его ухмылка стала еще шире, а затем исчезла, когда они достигли входного порта и боцманской люльки, ожидающей, чтобы опустить ее на палубу пятидесятифутового катера, пришвартованного рядом с флагманом. На катере развевался новый имперский флаг, и золотой кракен Дома Армак извилисто плыл по нему, колышась на легком ветерке. Один и тот же флаг, за исключением одной детали, развевался на бизань-мачте каждого военного корабля на якорной стоянке, но на катере Шарлиэн была изображена серебряная корона императрицы над "кракеном", в то время как на флаге, развевающемся над "Эмприс оф Чарис", была изображена золотая корона императора.
Они вдвоем постояли, глядя на катер, а затем Кэйлеб глубоко вздохнул и повернулся лицом к Шарлиэн.
- Моя госпожа императрица, - сказал он так тихо, что она едва расслышала его сквозь радостные крики, раздававшиеся теперь от команды катера и распространявшиеся по всему кораблю. Она могла видеть матросов, рассредоточенных вдоль рангоута, морских пехотинцев по бортам всех этих кораблей, и она поняла, что они не болели за Кэйлеба. Или не только за Кэйлеба. Они также болели за нее.
Матросы начали вытаскивать на палубу боцманскую люльку для нее, и ей удалось не поморщиться. Мысль о том, что ее поднимут за борт и опустят на катер на веревке, как посылку, едва ли казалась достойной, но это, несомненно, было лучше, чем пытаться справиться с юбками, карабкаясь по доскам, прибитым к борту корабля. Во всяком случае, это было бы более скромно, и у нее было гораздо меньше шансов случайно и неожиданно промокнуть насквозь. И, в любом случае, это было не похоже...
Ее мысли были внезапно прерваны, когда руки Кэйлеба обняли ее. Ее глаза расширились от изумления, но это было все, на что у нее было время, прежде чем она обнаружила, что ее целуют - безжалостно, энергично и восхитительно компетентно - на глазах у всего наблюдающего флота.