Кир подходит сзади, когда я режу овощи на салат, и обнимает за талию, прижимает и шепчет приветствие, горячим интимным шёпотом, в основание шеи. И оттуда бегут мурашки по всему телу и оно тут же реагирует, выгибается так, как надо, в его руках. Я замираю и прикрываю глаза, откидываюсь на его плечо. Родной аромат и тепло. Это приятно, словно мы не виделись целую вечность. А этот бесстыдник, несмотря на то, что дети совсем рядом, носятся во дворе, ныряет руками под подол моего лёгкого платья и гладит оголённые бёдра.
- Что на ужин, красивая? - мурчит он, продолжая нацеловывать мою шею.
И чего вот я напридумывала себе? У всех так мужья с работы возвращаются? Всех так обнимают и прижимают? Мне то есть с чем сравнить. И Кир, естественно, здесь выигрывает, а у меня всё равно свербит в мозгу.
Вдруг он меня обманывает?
- Если ты сейчас меня не отпустишь, то будет как в анекдоте, на ужин — любовь, - я отстраняюсь, пытаясь вернуться к нарезке овощей, но Кир на то и Кир, чтобы сделать всё по-своему.
- Да я то не против, - хмыкает он, и одна рука ныряет мне между ног, сжимает лобок через хлопок трусиков, - вот только мальчишек жалко!
Я охаю, и снова откладываю нож, и вцепляюсь пальцами в столешницу.
- Кир! - стону я, непроизвольно выгибаюсь. - Что ты делаешь? Ведь дети в любой момент могут забежать!
- Аванс небольшой возьму, - хрипит он, сжимая другой рукой мою грудь, - сама же сказала, что любовь на ужин.
Кир умело доводит меня до оргазма, натирая чувствительное местечко, и совсем не слушает моих возражений, что нас увидят, и приглушает стоны поцелуем. Мой вскрик улетает в его горло. Перед глазами всё плывёт, я на минуту выпадаю из реальности, обвиснув в его руках.
Потом мы все вместе ужинаем, после чего мужчины помогают мне с уборкой посуды, и мы все отправляемся к морю.
Всё настолько идеально, что мне всё время кажется это нереальным. Но все же, Кир не тот человек, который будет играть. Он прямолинеен и даже порой бескомпромиссен.
И я успокаиваюсь, пока ранним утром следующего дня меня не будит его телефон. Я, правда, не подскакиваю, но просыпаюсь и слышу, как он поспешно выходит из комнаты, поднявшись с кровати, и слышу его тихий голос. Он рычит на собеседника, говорит, что просил не звонить ему пока он дома. И вся моя паранойя разыгрывается снова. Теперь я уверена на пятьдесят процентов, что у него есть другая. Другие пятьдесят ещё под сомнением. Когда он возвращается и ложиться вновь, прижимает меня к себе, я всё же спрашиваю его, кто это так рано звонит ему, и он говорит, что это Лео, один из его инструкторов, звонил сказать, что не выйдет на работу, что-то там по семейным обстоятельствам. И я отчётливо понимаю, что он врёт.
Я лежу к нему спиной, и он не видит моего лица, прижимается сильнее и затихает, видимо, засыпает, ещё очень рано. А я лежу без движения, придавленная осознанием того, что он лживый гад. И пока он мирно досыпает, я крепну в решение застать его с поличным, и обличит во лжи.
3.
Я толкаю тяжёлую дверь спортивного зала моего мужа, и попадаю сразу же в него.
Здесь нет стойки регистратора, или какого-нибудь вестибюля. Одно огромное открытое пространство. Прежде здесь был выставочный павильон. Помещение простаивало за ненадобностью год, пока Кир не снял его за бесценок и не превратил в зал.
Поэтому при входе почти сразу же стоят тренажёры.
Вместо зеркал кирпичные стены разрисованы разными граффити.
В первую очередь в глаза бросается название, выполненное яркими красными буквами «Ulla». Так, меня зовут здесь, на Мальте. Ула. Мальтийцы произносят «Ю» в моём имени, как «У». И да, Кир назвал свой спортзал в мою честь, чем немало меня смутил, и в то же время потешил самолюбие.