С этим городом у него были связаны приятные воспоминания о годах учебы на высших курсах КГБ, когда он был так молод и ему казалось, что вся его дальнейшая жизнь будет безоблачной и спокойной. Тогда это приводило его в бешенство, он хотел чего-то таинственного, опасного, где он смог бы проявить себя. Сейчас же, очутившись снова в Тбилиси, но уже десять лет спустя, он мечтал о том самом спокойствии и определенности, которые так раздражали его в то по-своему очень неплохое время. Но ни о каком спокойствии и речи быть не могло. «Не ценим, что имеем», — подумал Вагиф, вновь садясь в порядком надоевшее ему кресло.
— Хорошо, Вано, а чем заняты политические силы? Та же самая оппозиция?
— Оппозиция — это отдельный разговор. Здесь, по-моему, тоже должна наблюдаться некая общая для всех республик, Союза тенденция. Оппозицию условно можно разделить на несколько основных сил. Во-первых, это по-настоящему честная и порядочная интеллигенция, которая искренне хочет помочь своему народу. Она, как правило, бескорыстна, очень терпима и по вопросу дальнейшего устройства государства, и по вопросу решения основных экономических задач, и по проблеме межнациональных отношений. Она готова на разумной основе сотрудничать практически с любыми политическими силами и, по крайней мере теоретически, знает, что надо Делать и что такое демократия. Единственное, чего она не знает — как все это претворить на практике. И вот на сцене появляются другие, которые на первых порах превозносят до небес эту интеллигенцию и клятвенно заверяют, что ей не надо тратить время на такое приземленное и малоприятное занятие, как практическая деятельность. Пусть она только указывает со своих высот, куда идти, а они сами сделают всю черную работу. Интеллигенция в восторге хлопает в ладоши и соглашается, облегченно вздохнув. А кто они, эти так называемые практики? Несостоявшиеся в советское время партийные лидеры, не сумевшие удачно устроиться чиновники и псевдоученые, не сделавшие карьеру сотрудники различных государственных институтов власти, незрелая молодежь, откровенные бездельники и просто уголовники, решившие заработать на политике. И они начинают действовать, да так, что бедные интеллигенты хватаются за голову, пытаются чему-то воспрепятствовать, но их просто-напросто посылают подальше. И тогда бедная интеллигенция самоустраняется, дабы в будущем ни за что не отвечать.
— Ну, Вано, тебе в самый раз менять профессию и становиться журналистом.
— Не зубоскаль, это смех сквозь слезы, дорогой, поскольку все это нам расхлебывать. Так вот, когда оппозиция придет наконец к власти, она скорее всего на самый верх поставит всеми уважаемого человека, но слабо знающего, как практически управлять государством. Она тут же наладит контакт с остальными участниками этого заговора, о которых я говорил, и, непрерывно устраивая драчки между различными политическими группировками, попеременно помогая то одной, то другой, и тем самым не давая им возможности разобраться с делами республики, станет заниматься со своими партнерами тем, о чем мы говорили, никем и ничем не контролируемая. И все эти три основные силы будут заинтересованы в так называемой «независимости», то есть независимости от всех в деле грабежа собственного народа и раздувания раздора. Им будут на руку любые конфликты на своей территории, поскольку так будет проще обстряпывать свои неблаговидные делишки, легче обворовывать собственную казну, списывая все на войну, и сподручнее заткнуть рот собственному народу. А будет он выступать — можно припугнуть его возникшей неизвестно откуда опасностью гражданской войны.
— Ну, а центр?
— Ты хочешь сказать — Россия? Она будет занята своими делами, и ей некоторое время, мягко говоря, будет не до нас.
— А «до нас» наступит тогда, когда в этом будет заинтересована первая группа?
— Совершенно верно, именно тогда. И все как-то само собой утихнет. Как будто ничего и не было.
— Как все переплетено, даже здесь мы все едины. Чушь какая-то.
— Это нам пока только кажется, что чушь. Люди, заинтересованные в этом, находятся и в Москве, и в республиках Союза, и, конечно, за его пределами. Просто я не хочу касаться роли Запада во всем этом, поскольку это отдельный разговор. А уже светает, мы так и проговорили всю ночь. Ты совсем не отдохнул. А вам завтра лететь в Москву.
— Да, кстати, Вано, нам бы вначале в Грозный. Руслана хочу дома оставить. Со мной ему сейчас опасно.
— Разумно. Все устроим.
Вано на минуту отлучился, а вернувшись, принес две чашки горячего растворимого кофе. Сигареты кончились. Секунду подумав, Вано встал на стул и откуда-то из-под книг вытащил две сигары.