– И о чём же мне говорить со шлюхой? – голос мужчины успокоился, но глаза выдавали недовольство.
– А ты и не говори со шлюхой, говори со жрицей любви, – тёплый голосок успокаивающе зашагал кошачьими лапками.
– Это ты-то? Жрица любви, берущая деньги за то, что её трахают грязные пьяницы, – из зелёных глаз сочилось насмешливое презрение.
– Деньги – это просто способ к существованию – ты же берёшь плату за свою службу в Братстве, – Вульфгар уже кипел от ярости, – Да и где ты видишь здесь грязных пьяниц? Я всегда сама выбираю себе любовника, – если бы Пиаммо мог себе позволить, то ударил бы девушку, это было видно сжатым скулам.
– Да? И что же помешает сюда зайти кому-то, кроме твоего избранника? – процедил Вульфгар сквозь зубы.
– Мой отец. Он владелец этого заведения и к тому же бургомистр Густива, – в мягком голоске слышалась некоторая гордость.
– Твой… Он продаёт тебя… Охренеть, не знаю что и сказать.
– Папа никому не продаёт меня, я же сказала – я сама выбираю любовника, я – жрица любви, дарю любовь хорошим мужчинам… и иногда женщинам. Думала – ты из таких, но, видимо, ошиблась, – карие глаза налились сожалением, сильнее чем в прошлый раз.
– Чтож, оно и к лучшему, не стану отравлять это прекрасное доброе место, полное любви, своим присутствием, – Вульфгар взял в охапку снятые доспехи и мигом вышел за дверь, даже не надев снарежение обратно. Жрица любви! – фыркнул про себя напоследок, Пиаммо, прежде чем покинул бордель.
Весь этот бред с отцом, продающим свою дочь в собственном борделе, как блудную девицу, долго не давала покоя, вороша мысли в голове, и вызывая бурный ураган негодования, сминающий любые другие ростки идей. Более жидкое чавканье под ногами, чем обычно, заставило опустить голову вниз. Прежнее содержимое чьего-то желудка разлетелось по полам рясы, окрасив уже прижившуюся грязь в желтоватый оттенок, левый ботинок утонул в результате чрезмерного употребления алкоголя и уже начал промокать, леденя ступню. Вот ведь сука! – пробежалось в голове, нагнав тёмные, хоть и небольшие, тучи.
Голова резко потяжелела, в глазах на мгновение потемнело. Ноги подкосились, но не согнулись, не дав рыцарю упасть. Шрам, затерянный в буйном чёрном лесу, пульсировал и ныл, тянул вниз. До стоянки оставалось не так долго идти. Правая рука сама потянулась к карманам в поисках «красного сна». Препарат использовать не хотелось, но голова не давала покоя, трещала и давила на мозг. Зубы сдавились до скрипа, глаза зажмурились с такой силой, что, казалось, вот-вот провалятся внутрь. Нет! Надо перетерпеть это. Столько лет духовного учения, медитаций – ради чего? Боли нет. Это просто выдумка, щит организма, вынуждающий к действию, обороне. Нельзя, нет, нельзя поддаваться этой лжи. Вульфгар медленно сжал кулаки со всей силой, преодолевая пробивающуюся боль. Пальцы не слушались, но рыцарь чувствовал в них энергию. Через какое-то время пальцы с силой давили на ладони, сотрясая всю руку. Боль отступила, но осаду снимать не собиралась. Этого было достаточно.
Ветер ждал в стоянке ездовых. Его пышная белая грива сливалась с, такого же цвета, кожей. Глубокие жёлтые глаза гордого зверя всегда смотрели с пониманием и уважением. Вульфгар знал Ветра ещё котёнком, играл с ним в загоне, бегал по полям, плавал в реке, пока старшие не видят. Они росли вместе, переживая каждый день. Смерть родителей Ветра, почти что сразу принявших Вульфгара за своего, они делили вместе, так же и провожали братьев Пиаммо в последний путь к Небесной пристани. Это был не просто ездовой лев, Вульфгар не побоялся бы назвать другом этого старого зверя. Собратья Ветра обычно не доживают до двадцати шести, у друга шёл двадцать второй год жизни. Близился его конец, хоть лев и не показывал этого, удивляя своей свежестью и сохранившейся прыткостью. Завидев Вульфгара, Ветер срывался и, будто он всё ещё котёнок, ложился на спину возле ног рыцаря, мурлыкал и ластился, после облизывал лицо шершавым языком и обнимал огромными лапищами, валил на спину.
– Вульфи! – растаявший и слегка замедленный голос Вецгеля донёсся из-за спины, – Что, ты сходил к… ту… по делам своим вобщем? – рыжый Эррабий всегда быстро пьянел, так же, как и спал с девками, – Едем! – паладин мотнул бутылкой в руке, разбрызгав немного содержимого под ногами.
Лонгрок был уже не за горами. Даже высокие, прочные стены столицы, не могли скрыть от внешнего мира ночной красоты города. Зажжённые, на улицах и внутри зданий, фонари освещали тёмное полотно над головой, отражаясь оранжевым светом на, невидимых в ночи, облаках. За почти месяц без седла, Вульфгар успел отвыкнуть от верховой езды, дорога быстро поставила его на ноги в этом деле, напомнила, какого это. Стоит один раз прокатиться верхом на льве, уже никогда не забудешь этих ощущений. Находясь в седле, Вульфгар сливался с Ветром, становясь одним целым с этим могучим зверем. Воздух нагло бьёт в лицо, унося волосы и гриву назад, глаза в такие моменты начинают слезиться от поцелуя встречных ветров, заставляя ехать медленнее. Но как можно удержаться? Зверь почти не чувствует усталости, даже при длительных перемещениях, что уже даёт волю высвободить эту львиную силищу и погнать вперёд быстрее мыслей.